– Ему семь лет. Роста примерно вот такусенького. – Глория сама поразилась, какой на самом деле кроха ее сын. – Его зовут Перри; он потерялся. Вы маленького мальчика не видели?
Женщина вновь покачала головой. Затем, словно с запозданием осознав, чего Глория хочет, переспросила:
– Мальчика?
– Да.
– Лодка, – обронила женщина. Она перегнулась через перила и тронула пальцем леску, точно струну контрабаса. – Вода потеплела. Для рыбалки в самый раз.
– Он сел в лодку? – допытывалась Глория.
Но старуха не проронила больше ни слова. Глория оглянулась на Эмили и сестру, и в лице ее читалась такая мука, что те бегом бросились к ней – и успели-таки поддержать ее, чтобы она не упала. Как только Глория почувствовала, что вновь худо-бедно стоит на ногах, она направилась прямиком к прокату лодок и осведомилась, неужто они тут все настолько безответственны, чтобы выдать лодку маленькому мальчику – одному, без взрослых.
Человек за стойкой не стал занимать оборонительную позицию, но, в сдержанной манере страдальца, который все это не в первый раз слышит, заверил:
– Нет, мэм, конечно же, такое просто исключено. Даже если бы мальчик предъявил весомую кредитку и водительское удостоверение.
– Однако вон та женщина – вон она стоит – сказала, будто видела, как мой сын сел в лодку.
Мужчина перегнулся через стойку, одарил японку долгим взглядом, а затем опять переключился на Глорию.
– О'кей, мэм, если вы так настаиваете, я проверю. – И, высунувшись в заднее окошко, окликнул служителя, стоявшего внизу на помосте: – Эй, Пабло, сбегай посмотри, все ли лодки на месте. – Пока Пабло пересчитывал лодки, он вновь обернулся к Глории: – А сколько вашему сынишке лет?
– Семь. – Глория царапала руку ногтями: от запястий до локтевого сгиба медленно вспухали красные полосы.
Эмили потянулась к матери и завладела ее кистью, прекращая экзекуцию. Глория нагнулась, притянула девочку к себе, Эмили уткнулась ей в плечо. Ханна в сотый раз читала и перечитывала вложенные под стекло условия проката лодок.
– Даже если бы малец и впрямь спустился к лодкам – а начнем с того, что это просто невозможно, – он все равно не сумел бы завести мотор.
Пабло пробежал по настилу и столкнулся с начальником у боковой двери офиса.
– Двадцать второй недостает.
– Ох, Господи, – охнула Глория.
– Вместо нее привязана байдарка, – сообщил Пабло.
Глория и Эмили заплакали навзрыд. Ханна успокаивающе гладила их по спинам.
Работник проката снял телефонную трубку, позвонил шерифу и вызвал водный патруль.
На военной базе охранять можно много чего, но только не крематорий. Тед, Эйвери и Иисус-19 беспрепятственно вышли из полутемной, устланной пеплом камеры в яркий солнечный свет Нью-Мексико. Иисус-19 к свету не привык – он пытался заслониться сумками и, съежившись, раскачивался вперед-назад. Не привык он также и к открытым пространствам: бедняга пошатывался и спотыкался на каждом шагу. Тед отобрал у него одну из сумок. Все трое, тяжело дыша и покрываясь потом, кое-как преодолели пятьдесят ярдов по гравию и забились в дверную нишу одного из куонсетских бараков. Тед глядел из своего укрытия на проезжающие мимо «хаммеры» и на поджарых молодых солдат, что расхаживали туда-сюда, переговаривались, стреляли друг у друга сигаретки и косячки – и понимал со всей очевидностью, что выбраться из подземного комплекса – это, как говорится, игрушки в сравнении с тем, что делать дальше. За рядами построек, одной из которых был гараж-мастерская, высился забор, сверху затянутый блестящей колючей проволокой, а десятью ярдами дальше – еще один, точная копия первого.
Иисус-19 обильно потел, особенно в области отсутствующего рта. Теперь он сидел на сумке, опустив глаза, чтобы не смотреть на солнце.
– Что делать будем? – осведомился Тед.
– Не знаю, – сознался Эйвери. – С тех пор как я последний раз выходил на поверхность, все изменилось. Так много строений, так много людей.
Тед глянул сквозь проволочную сетку на море трейлеров, автофургонов и палаток. Эх, если бы им только удалось слинять за пределы огороженной территории, они бы с легкостью затерялись в толпе, сбросили бы с себя комбинезоны и со временем вовсе улизнули бы куда подальше.
– А разрослась база, – рассуждал между тем Эйвери. – Когда-то здесь было всего-то четыре барака. А теперь вон с виду настоящий военный объект, все как полагается.
– С настоящими солдатами и настоящими ружьями, – встрял было Тед и тут же осознал, что в этом отношении ему бояться нечего. Но, разумеется, он тревожился за безопасность Эйвери. И дело не только в том, что Эйвери вытащил его из этой дыры; Тед внезапно преисполнился решимости защищать жизнь в целом. Не то чтобы он чувствовал себя настолько в долгу перед Эйвери, чтобы радеть о его благополучии; просто Эйвери воплощал в себе жизнь, утраченную им семью – пусть и поломанную, – он нуждался в перемещении и, так сказать, в сопричастности, даже если, как подозревал про себя Тед, оно было не к добру.