Паритет покупательной способности валют (ППС) используется в экономической практике для проведения международных экономических сопоставлений. Это делается потому, что система национальных валютных курсов (как плавающих, так и фиксированных) не обеспечивает удовлетворительную точность сопоставлений стоимостных показателей, так как система валютных курсов обслуживает только сферу внешнеэкономической деятельности. К тому же, как россияне хорошо знают на примерах «черного вторника» в октябре 1994 года и дефолта августа 1998 года, валютные курсы могут резко колебаться не только в течение года или месяца, но и всего за несколько дней по самым различным политическим, конъюнктурным или спекулятивным причинам. Поэтому примерно с середины 50-х годов во всем мире пересчет показателей национальных валют в единую сопоставимую валюту осуществляется исчислением ППС.
Попросту говоря, ППС показывает количество денежных единиц страны А, необходимых для покупки некоего стандартного набора товаров и услуг, который можно купить за одну денежную единицу страны Б или за одну единицу условной (общей) валюты группы стран.
Процедуры получения ППС весьма трудоемки и требуют привлечения большого числа специалистов самых различных профилей. О том, насколько кропотливо и дотошно ЦРУ подходило к этой работе свидетельствует эпизод, о котором рассказал заместитель директора ЦРУ Джон МакЛафлин [McLaughlin] 9 марта 2001 года на конференции, организованной ЦРУ в Принстонском университете, и целиком посвященной работе аналитических подразделений ЦРУ по изучению Советского Союза в 1947-1991 годах. В марте 1992 года, в первый же день после назначения его шефом Управления славянского и евразийского анализа ЦРУ, МакЛафлин решил сделать обход помещений управления с тем, чтобы познакомиться со своими новыми подчиненными. В одной из комнат он обнаружил на компьютере находившейся там сотрудницы большую консервную банку с этикеткой на русском языке. В ответ на недоуменный вопрос МакЛафлина, почему ее компьютер украшает консервная банка вместо традиционных сувениров, как у других, сотрудница ответила: «Я специалист по советским консервам».
В следующем офисе МакЛафлин обнаружил специалиста по древесине и так далее.
«По вполне понятным в данной аудитории причинам», — продолжал МакЛафлин, — «для нас действительно было важно понять, как функционирует советская пищевая промышленность, символом которой была упомянутая банка с консервированным горохом с тем, чтобы оценить реальную силу советской системы. …Наши аналитики понимали, что конечная цель их коллективных усилий — независимо от того, были ли они специалистами по гороху, древесине или танкам — состояла в определении намерений Советского Союза и способности советской экономики поддерживать его военную мощь. Как многие из вас наверное помнят, вопрос о том, скольким посудомоечным машинам эквивалентен танк, требовал серьезных аналитических усилий, особенно учитывая, что советские посудомоечные машины походили на танки»[6].
На базе ППС ЦРУ получало условные, так называемые «ресурсные» (то есть определявшиеся затратами трудовых, материальных, технологических и других ресурсов) рубли, а вовсе не те рубли, которые использовались советскими ведомствами при планировании бюджетных военных расходов и расчетах с оборонной промышленностью.
Результатом хитроумных подсчетов советских военных расходов по методу «шиворот-навыворот» (через доллары в «ресурсные» рубли), иногда публиковавшихся Конгрессом США, была немалая и радостная путаница в умах советских политиков и пропагандистов. По расчетам ЦРУ нередко получалось, что СССР в долларах тратит больше, чем США, при относительно меньшей нагрузке на экономику. Так, в 1974 году военные расходы СССР в долларовом выражении были на 20% выше, чем в США, при этом доля советских военных расходов в ВНП в рублях была всего 6%, т.е. ниже, чем военных расходов США в долларах (7%). В абсолютном выражении в 1974 году СССР тратил 24 млрд. «ресурсных» рублей, что, по расчетам ЦРУ, равнялось почти 100 млрд. долларов, в то время как военный бюджет США в 1974 году составлял всего 80 млрд. долларов. Получалось, что советская военная экономика вдвое эффективнее американской, что, конечно, сотрудникам ВПК и агитпропа узнать было приятно.