| They now entered into the narrow side street from which they had emerged and walking as many as a dozen doors from the corner, entered the door of a yellow single-story wooden building, the large window and the two glass panes in the central door of which had been painted a gray-white. | Они повернули в узкую боковую улицу, из которой ранее вышли, и, миновав несколько домов, вошли в желтое одноэтажное деревянное здание, широкие окна которого и два стекла входной двери были покрыты светло-серой краской. |
| Under this legend on each window were printed the words: | Под этой надписью на каждом окне были начертаны слова: |
| "God is Love," and below this again, in smaller type: | "Бог есть любовь", а еще ниже помельче: |
| "How Long Since You Wrote to Mother?" | "Сколько времени ты не писал своей матери?" |
| The small company entered the yellow unprepossessing door and disappeared. ? Chapter 2 | Маленькая группа вошла в желтую невзрачную дверь и скрылась. |
| T hat such a family, thus cursorily presented, might have a different and somewhat peculiar history could well be anticipated, and it would be true. | 2 Вполне можно предположить, что у семьи, которая так бегло представлена читателю, должна быть своя, отличная от других, история; так в действительности и было. |
| Indeed, this one presented one of those anomalies of psychic and social reflex and motivation such as would tax the skill of not only the psychologist but the chemist and physicist as well, to unravel. | Семья эта представляла собой одну из психических и социальных аномалий, - в ее побуждениях и поступках мог бы разобраться только самый искусный психолог, да и то лишь при помощи химика и физиолога. |
| To begin with, Asa Griffiths, the father, was one of those poorly integrated and correlated organisms, the product of an environment and a religious theory, but with no guiding or mental insight of his own, yet sensitive and therefore highly emotional and without any practical sense whatsoever. | Начнем с Эйсы Грифитса - главы семьи. Это был человек неуравновешенный и не слишком одаренный - типичный продукт своей среды и религиозных идей, неспособный мыслить самостоятельно, но восприимчивый, а потому и весьма чувствительный, к тому же лишенный всякой проницательности и практического чутья. |
| Indeed it would be hard to make clear just how life appealed to him, or what the true hue of his emotional responses was. | В сущности, трудно было уяснить, каковы его желания и что, собственно, привлекает его в жизни. |
| On the other hand, as has been indicated, his wife was of a firmer texture but with scarcely any truer or more practical insight into anything. | Жена его, как уже говорилось, была тверже характером и энергичнее, но едва ли обладала более верным или более практичным представлением о жизни. |
| The history of this man and his wife is of no particular interest here save as it affected their boy of twelve, Clyde Griffiths. | История этого человека и его жены интересна для нас лишь постольку, поскольку она касается их сына, двенадцатилетнего Клайда Грифитса. |
| This youth, aside from a certain emotionalism and exotic sense of romance which characterized him, and which he took more from his father than from his mother, brought a more vivid and intelligent imagination to things, and was constantly thinking of how he might better himself, if he had a chance; places to which he might go, things he might see, and how differently he might live, if only this, that and the other things were true. | Скорее от отца, чем от матери, этот подросток унаследовал некоторую чувствительность и романтичность; при этом он отличался пылким воображением и стремлением разобраться в жизни и постоянно мечтал о том, как он выбился бы в люди, если бы ему повезло, о том, куда бы поехал, что повидал бы и как по-иному мог бы жить, если бы все было не так, а эдак. |
| The principal thing that troubled Clyde up to his fifteenth year, and for long after in retrospect, was that the calling or profession of his parents was the shabby thing that it appeared to be in the eyes of others. | До пятнадцати лет Клайда особенно мучило (и потом еще долго ему было тяжело об этом вспоминать), что призвание или, если угодно, профессия его родителей была в глазах других людей чем-то жалким и недостойным.
|