— Конечно, помню, — усмехнулся Кинселла, наливая себе мартини: ему как раз подали вино. — Она даже хотела, чтобы я бросил отель. Обещала, что поможет мне взяться за какое-нибудь дело. Говорила, что мне вовсе не придется работать, если я останусь с ней.
— Да, тогда у тебя была бы только одна работа! — заметил Ретерер.
Официант поставил перед Клайдом бокал рейнвейна с сельтерской. Глубоко взволнованный, заинтересованный, восхищенный всем слышанным, Клайд поднял бокал, пригубил вино, нашел, что оно нежно и приятно, и залпом выпил. Он был так занят своими мыслями, что сам не заметил, как это произошло.
— Молодчина, — сказал Кинселла самым дружеским тоном. — Эта штука тебе понравится.
— Да, это совсем неплохо, — ответил Клайд.
А Хегленд, видя, как быстро идет дело, и понимая, что Клайд — совсем еще новичок в этой компании и нуждается в поддержке и одобрении, подозвал официанта:
— Послушай, Джерри! — И прибавил так, чтобы не слышал Клайд: — Того же самого, да побольше…
Ужин продолжался. Было уже около одиннадцати часов, когда они наконец исчерпали все интересные темы — рассказы о прежних приключениях, о прежней работе, о разных ловких и дерзких проделках. У Клайда было достаточно времени поразмыслить над всем этим, и теперь он склонен был думать, что сам он вовсе не такой уж желторотый, как кажется его приятелям. А если даже и так… Зато он хитрее большинства из них, умнее… Кто они такие и к чему стремятся? Хегленд, как стало ясно Клайду, тщеславен, глуповат, криклив, и его легко подкупить пустячной лестью. Хигби и Кинселла — интересные и славные юноши — чванились тем, чем Клайд не стал бы очень гордиться: Хигби хвастал, что понимает кое-что в автомобилях (его дядя имел какое-то отношение к этому делу), а Кинселла — умением играть в карты и даже в кости. А Ретерер и Шил — он еще раньше заметил это — были вполне довольны своей работой в отеле, готовы были заниматься ею и впредь и ни о чем другом не мечтали. А Клайд уже теперь не мог себе представить, чтобы должность рассыльного осталась пределом всех его желаний.
В то же время он с некоторой тревогой думал о той минуте, когда все отправятся туда, где он никогда еще не бывал, чтобы делать то, чем он никогда не предполагал заниматься в таких условиях. Не лучше ли ему извиниться, когда все выйдут из ресторана? Или, может быть, пойти вместе с ними, а там тихонько скользнуть за первый же угол и вернуться домой? Он слышал, что в таких вот местах можно схватить самую страшную болезнь и что люди умирают потом жалкой смертью от низменных пороков, которые там приобретают. Его мать произносила немало речей на эту тему, хотя вряд ли толком что-нибудь об этом знала. И, однако, вот перед ним довод, опровергающий все эти страхи: его новые товарищи, ничуть не обеспокоенные тем, что они собирались делать. Наоборот, для них это очень веселое и забавное приключение — только и всего.
И действительно, Ретерер, искренне привязавшийся к Клайду — больше за его манеру смотреть, спрашивать и слушать, а не за то, что Клайд делал или говорил, — то и дело подталкивал его локтем и, смеясь, спрашивал:
— Ну как, Клайд? Сегодня посвящение? — и широко улыбался. Или, видя, что Клайд совсем затих и задумался, он говорил: — Не бойся, тебя не съедят, самое большее — укусят.
А Хегленд время от времени прерывал свои самовосхваления и, подхватывая намеки Ретерера, прибавлял:
— Нельзя всю жизнь таким оставаться. Так не бывает. Но в случае чего — мы за тебя постоим.
Клайд, нервничая, наконец оборвал с досадой:
— Да отстаньте вы! Хватит насмехаться! Для чего это вам нужно хвалиться, что вы знаете больше меня?
Ретерер подмигнул Хегленду, чтобы тот оставил Клайда в покое, а сам шепнул:
— Не сердись, старина, все в порядке. Мы просто пошутили малость, ты ж понимаешь!
И Клайд, которому очень нравился Ретерер, быстро смягчился и пожалел, что так глупо себя выдал.
Наконец около одиннадцати часов, когда все уже вдоволь наговорились, наелись и напились, вся компания под предводительством Хегленда вышла из ресторана. Бесстыдные и темные намерения не заставили их призадуматься, не вызвали в них стремления к умственному и нравственному самоисследованию и самобичеванию, — напротив, они так весело смеялись и болтали, словно их ожидала просто милая забава. С изумлением и отвращением слушал Клайд, как они вспоминали свои прежние похождения. По-видимому, всех особенно забавлял случай в притоне под названием «Дом Беттины», где они однажды побывали. Их привел туда один бесшабашный малый по прозвищу Малыш Джонс, служащий из другого отеля. Этот Малыш и еще один паренек, по имени Бирмингэм, вместе с Хеглендом, который отчаянно напился, позволили себе такие выходки, что их чуть не арестовали. Клайд слушал и с трудом верил, что эти мальчики, внешне такие порядочные и опрятные, могли проделывать подобные вещи: выходки были так грубы и отвратительны, что Клайда даже немного затошнило.