Выбрать главу

Аккуратным почерком он вывел «ТЕНЬ» и сегодняшнюю дату, а потом также медленно приписал ЩЕНОК: он все оттягивал минуту, когда придется пройти вперед, туда, где столпились люди и где стоял на возвышении гроб с тем, что уже не было Лорой.

В дверь вошла хрупкая женщина, помялась на пороге. Волосы у нее были медно-рыжие, костюм – дорогой и очень черный. «Вдовий траур», – подумал Тень, хорошо ее знавший. Одри Бертон, жена Робби.

В руках Одри держала букетик весенних фиалок, перевязанных внизу серебристой ленточкой. Такие букетики дети собирают весной, подумал Тень. Но сейчас для них не сезон.

Одри прошла к гробу Лоры. Тень пошел следом.

Лора лежала, закрыв глаза и сложив на груди руки. Этого строгого синего костюма Тень никогда раньше на ней не видел. Длинные каштановые волосы откинуты со лба. Это была его Лора и не его; потом он понял, неестественной была безмятежность – Лора всегда спала беспокойно.

Одри положила ей на грудь букетик фиалок. Потом пожевала губами и что было сил плюнула ей в лицо.

Упав Лоре на щеку, слюна медленно потекла вниз к уху.

Одри уже уходила из комнаты, и Тень поспешил за ней следом.

– Одри? – окликнул он.

– Тень? Ты сбежал? Или тебя выпустили?

Тень задумался, не принимает ли она транквилизаторы. Голос у нее был сухой и отстраненный.

– Меня вчера выпустили. Я свободный человек, – сказал он. – Что, черт побери, это значит?

Она вышла в полутемный коридор.

– Фиалки? Они всегда были ее любимыми цветами. Детьми мы весной собирали их вместе.

– Я говорю не о фиалках!

– Ах, об этом. – Она стерла что-то невидимое из уголка рта. – А я думала, это очевидно.

– Мне нет, Одри.

– Разве тебе не сказали? – Голос у нее был спокойный, равнодушный: – Твоя жена умерла с членом моего мужа во рту, Тень.

Он вернулся в часовню. Плевок уже кто-то вытер.

После ленча – Тень поел в «Бургер Кинг» – были похороны. Лору погребли на маленьком экуменическом кладбище на краю города: просто холмистый луг с перелеском, испещренный черным гранитом и белыми надгробьями.

На кладбище он приехал на катафалке Уэнделла вместе с матерью Лоры. Миссис Маккейб как будто считала, что в смерти Лоры повинен Тень.

– Будь ты здесь, – сказала она, – такого бы не случилось. Не знаю, зачем она за тебя вышла. Я ведь ей говорила. Сколько раз я ей говорила. Но ведь матерей никто не слушает, правда? – Она помолчала, внимательнее вглядевшись в лицо Тени. – Ты подрался?

– Да, – ответил он.

– Варвар, – бросила миссис Маккейб, потом поджала губы, вздернула голову, так что затряслись все ее подбородки, и стала смотреть прямо перед собой.

К удивлению Тени, Одри Бертон тоже явилась на кладбище, но держалась в отдалении, позади всех. Короткая служба закончилась, кремовый гроб опустили в холодную землю. Люди разошлись.

Тень не ушел. Он так и стоял, глядя в яму в земле, засунув руки в карманы и ежась от холода.

Небо у него над головой было равномерно серое и плоское, как зеркало. Снег то начинал идти, то передумывал, он словно не решил, идти ему или нет, и снежинки кружились, будто кувыркающиеся призраки.

Он хотел еще сказать что-то Лоре напоследок и готов был ждать, когда придут слова. Мир постепенно терял свет и краски. Ноги у Тени онемели, а руки и лицо заболели от холода. Он поглубже засунул руки в карманы для тепла, и его пальцы сомкнулись на золотой монете.

Он подошел к краю могилы.

– Это тебе.

На гроб набросали несколько лопат земли, но могила была далеко не засыпана. Он бросил монету Лоре в могилу, потом набросал сверху песка, чтобы прикрыть ее от жадных могильщиков.

– Спи спокойно, Лора, – отряхнул он землю с рук. – Мне очень жаль.

До мотеля было добрых две мили, но после трех лет в тюрьме он смаковал саму мысль о том, чтобы идти и идти – вечно, если понадобится. Он может пойти на север и очутиться на Аляске или двинуть на юг и дойти до Мексики или еще дальше. Он мог бы дойти до Патагонии или до Тьерре дель Фуэго.

Возле него притормозила машина. С гудением опустилось окно.

– Тебя подвезти, Тень? – спросила Одри Бертон.

– Нет. Только не с тобой.

Он шел не останавливаясь. На скорости три мили в час Одри ехала рядом. В снопах света от фар танцевали снежинки.

– Я думала, она моя лучшая подруга, – сказала Одри Бертон. – Мы с ней каждый день разговаривали. Когда мы с Робби ссорились, она узнавала об этом первой: мы шли в «Чи-Чи», заказывали дайкири и говорили о том, какие все мужчины сволочи. И все это время она трахалась с ним у меня за спиной.