— Эвелин, ну же, — прошептала Мел, но она отказалась двигаться. Со вздохом Мел вытащила иглу и воткнула ей в шею. Я подошел, чтобы помочь, но Мел покачала головой, прежде чем закинуть руку моей матери себе на плечо и направиться к двери.
— Я не понимаю. Что с ней не так? Что происходит? Я никого не видела несколько дней. Не то чтобы я хотела видеть кого-то из этой тупой гребаной семье. Никто, никто не дал мне ничего поесть…
Что-то внутри меня оборвалось. Мои руки обхватили ее шею еще до того, как мой разум принял сознательное решение пошевелиться. Я обхватил ее шею так крепко, как только мог.
— Мой отец мертв, и ты расстроена, потому что кто-то не дал тебе перекусить? — Спросил я ее, чувствуя себя на удивление спокойно, когда она боролась со мной. Ее ногти царапали мои руки, когда слезы хлынули из ее налитых кровью глаз. Вместо абсолютного ужаса, который я предполагал испытать, когда наступит этот день, неестественное спокойствие охватило все мое существо. Я не чувствовал ничего, кроме желания избавить землю от этого отвратительного вируса, который я слепо распространил в своей семье
— Нил… это…не…похоже…на…тебя… — выдавила она.
— Ты меня не знаешь, — сказал я, в очередной раз удивляясь тому, насколько спокойно я себя чувствовал. Надавив так сильно, как только мог, на ее шею, я почувствовал, как что-то хрустнуло, не внутри меня, как я привык, когда имел с ней дело, но я буквально почувствовал и услышал резкий и тошнотворный треск, когда ее трахея наконец сдавилась под давлением моей хватки, и она перестала сопротивляться. Ее тело обмякло, и я уставился в ее холодные, пустые глаза. Сейчас почти не было разницы с той, что была на прошлой неделе.
Вот и все.
Она умерла.
Просто так, ничего особенного, не руками Лиама или Мел, а моими собственными. И я не пожалел об этом. Я не испытывал абсолютно никаких угрызений совести, когда смотрел на ее уже остывающее тело.
— Я разберусь с ней, Нил, а теперь иди к своей матери, — сказала Мел позади меня. — Она может проснуться в любой момент, и прямо сейчас ей нужен один из ее сыновей.
Я бросил на Оливию еще один взгляд, прежде чем встать.
Мел схватила меня за руку, прежде чем я успел выйти из комнаты.
— Мы отомстим, я клянусь в этом, Нил.
Я не был уверен, что ответить, поскольку мое сердце снова попыталось вырваться через горло. Направляясь в комнату родителей, я поднялся по лестнице, и мне показалось, что кто-то физически пытается оттащить меня назад. Возможно, это была безумная душа Оливии. Или, может быть, я просто был проклят.
Войдя в комнату, я уставился на свою мать, когда она вцепилась в то, что, как я предположил, было подушкой моего отца. Казалось, что она пыталась впитать ту сущность, которую он оставил после себя. Присев на край кровати, я даже не пытался остановить поток слез.
Что теперь будет?
ГЛАВА 27
«Я не скажу: не плачь, ибо не все слезы — зло»
— Дж. Р.Р. Толкин
ЛИАМ
ПРОШЛОЕ
Он ударил меня так сильно, что я крутанулся один раз, прежде чем упасть на землю. Ошеломленный, я некоторое время лежал там, прежде чем мне удалось встать и снять свой боксерский шлем.
— Ты жульничал!
— Нет, ты просто отстой, — со смехом сказал мой отец, бросая мне бутылку с водой.
Я стянул перчатки так быстро, как только мог, отчаянно нуждаясь в чем-нибудь, чтобы утолить жажду.
— Моя учительница сказала не использовать слово «отстой», потому что она знает, что я способен на большее.
— Она сказала это тебе, а не мне, малыш. — Он закатил глаза, прежде чем вылить себе на голову воду из бутылки. Встав, я последовал его примеру и вылил ледяную жидкость на свое тело. Я вздрогнул, когда вода закапала с моего лица на брезент боксерского ринга.
— Ну, ты более образован, чем я, — ответил я, стряхивая воду с волос. — По крайней мере, ты должен, верно? Ты старый.
Он нахмурился, глядя на меня, прежде чем швырнуть перчатку мне в голову. Отскочив в сторону, я ухмыльнулся.
— Правило двадцатое: Твой отец никогда не бывает старым, и было бы разумно не утверждать, что он стар. Также запомни Правило двадцать три: то, что человек стар, не делает его мудрым.
— Ты не можешь придумывать правила на ходу! — Я накричал на него. — Ты сказал, что они были даны тебе твоим отцом и его отцом до него. Ты сказал, что это традиция.
— Лиам, тебе тринадцать, не упрекай меня за все, что я говорю, это раздражает. Ты должен был забыть об этом, — ответил он, помогая мне сойти с ринга.