— С «этой штукой» вы справитесь, поливая только одну сторону или выставляя ее на солнце, — тихо сказала она. — Просто обходитесь с ней как с любым живым существом, бонсаи или женщиной — неважно, и она станет такой, как вы хотите. При условии, что сумеете остаться самим собой.
Не жалейте ни времени, ни сил. Вложите в нее часть себя.
— Наверное, это можно считать чем-то вроде предложения. Почему?
— Я сидела здесь почти всю ночь. В конце концов, в голову пришла одна безумная мысль. Как вы думаете, могут два чахлых скрюченных деревца сформировать друг из друга бонсаи?
— Как тебя зовут?…
Джек Вэнс
Люди возвращаются
(«The Men return», 1950)
Реликт, изможденное существо с измученными глазами, крадучись спускался по скалистому склону. Он двигался стремительными бросками, прячась за плотные слои непрозрачного воздуха, за быстро бегущие тени, временами опускался на четвереньки и полз, прижав к земле голову. Добравшись до подножья, остановился и оглядел раскинувшуюся перед глазами равнину.
Вдалеке виднелись невысокие холмы, они почти сливались с бледно-желтым и крапчатым, словно матовое стекло с пузырьками воздуха, небом. Земля между скалами и холмами походила на ветхий изорванный черный бархат. Справа из земли вырывалась струя расплавленного гранита, а прямо перед Реликтом целое семейство странных серых тварей деловито меняло свою форму: шары, подтаяв, становились пирамидами, потом куполами, покрытыми пучками белых спиральных нитей. Вот они вытянулись в высокие обелиски и, наконец, превратились в четырехугольные кристаллы.
Но Реликт не обратил на них внимания: он был голоден, а за равниной можно найти растения. Раз уж ничего лучшего нет, они станут его пищей сегодня. Кусты и травы росли на земле, иногда на летающем клочке воды или вокруг засохшей корки твердого черного газа. Попадались почерневшие влажные плоские листья, комки спутанных тонких колючек, хилые стебли с вялыми почками и уродливыми цветами, бледно-зеленые луковицы. Растения непохожи друг на друга; невозможно определить, какое из них окажется ядовитым.
Реликт осторожно ступил на землю. Гладкая стекловидная поверхность, словно составленная из красных и серо-зеленых пирамидок, выдержала его вес, но внезапно попыталась засосать ногу. Он молниеносно вырвался, отпрыгнул и распластался на спасительно твердой и надежной скале.
Голод терзал его, пустой желудок мучительно сжимался. Он должен найти что-нибудь съедобное. Реликт огляделся. Неподалеку играли два Организма — скользили, сгибались, плясали, принимали необычные и вызывающие позы. Подойди они поближе, он попытался бы убить одного из них. Существа похожи на людей, значит из них выйдет неплохая еда.
Реликт ждал. Прошел час — или минута? И то, и другое могло оказаться верным. Исчезло солнце, а с ним и регулярно повторяющийся цикл. Слово «время» потеряло всякий смысл и больше не отражало реальность.
Так было не всегда. Реликт смутно помнил о давнем прошлом, когда понятия «логика» и «система» еще не устарели. Человек завоевал господство на Земле, потому что осознал: любое действие или явление вызвано некой причиной, а она, в свою очередь, стала следствием какого-то действия.
Использование этого основного закона принесло богатые плоды; казалось, логика — главное достижение человека. Применяя ее, он сумел бы выжить в любых условиях: в пустыне, на равнинах или среди льдов, в городе и в лесу. Природа не приспособила его только к одной среде.
Люди могут существовать там, где есть логика и причинно-следственная связь; только здесь они способны использовать уникальное орудие — человеческий мозг. Это оказалось их слабостью.
Ибо наступил ужасный час, когда Земля попала в зону отсутствия причинности, когда расторглись казавшиеся нерушимыми узы причины и следствия. Рассудок оказался бесполезным: он потерял всякую связь с действительностью. Из двух миллиардов людей уцелели лишь немногие — сумасшедшие, лишенные разума. Они стали Организмами, властелинами эры безумия, ведь их расстроенное воображение так гармонично сочеталось с причудливыми изменениями окружающего мира, что нелепые поступки становились проявлением своеобразной мудрости. А может быть, утратившие привычный порядок элементы мировой материи оказались необычайно восприимчивы к психокинезу.
Прочие, Реликты, еще влачили жалкое существование, но лишь там, где сохранялись благоприятные условия. Они крепче других верили в причинно-следственную связь, которая словно зарядила их своей динамикой. Этого хватало на то, чтобы контролировать телесный метаболизм, но не более. Реликты погибали один за другим, потому что человек в здравом уме не мог приспособиться к среде, лишенной порядка и системы. Иногда разум не выдерживал и будто расплескивался, уподобляясь окружающему миру, а несчастный бросался бегом по равнине, вопя и размахивая руками.