Стив прикоснулся к моей руке.
— Том, знаешь стихотворение «Филин и кошечка»? Мне всегда нравились последние строки: «И они танцевали при свете луны, в лунном свете кружились они». Вот так будет у нас с Татьяной. Если только она согласиться пойти за меня. Пока что ничего не получается.
Я облегченно перевел дух.
— Это единственное, чем ты меня порадовал сегодня, — ляпнул я, не подумав. — Женитьба на этой девушке…
Потом увидел, как он на меня смотрит, и сразу заткнулся, но было уже поздно.
— Ты что хочешь сказать, Том, что значит «эта» девушка? Ведь ты ее даже не видел!
Я попытался отговориться, но Стив не унимался, его страшно задели мои слова. Тогда я решил: лучше открыть ему правду.
— Стиви, послушай меня. Не смейся. Твоя подружка — вампир.
— Том, да ты просто… — У него челюсть отвисла.
— Нет, я-то как раз в порядке.
И я рассказал ему все, что знал про вампиров. Все, что услышал от матери, которая в двадцать лет приехала сюда из Старого Света, из Трансильвании. Рассказал, как они живут и какими удивительными способностями обладают — если время от времени будут подкрепляться человеческой кровью. Как это переходит по наследству: обычно вампиром становится один ребенок в семье. И как они выходят из убежища только ночью, потому что солнечный свет может их уничтожить.
Когда я дошел до этого места, Стив побледнел, но я продолжил. Описал ему странную хворь, распространившуюся среди ребятишек округа Гроппа, напасть, от которой они теряют силы. Рассказал Стиву, как его отец нашел платок в доме Стоппсов, возле постели самых больных детей. Потом начал объяснять…но тут обнаружил, что говорю сам с собой: Стив выскочил из дома как ошпаренный и пару минут спустя умчался в своей тарахтелке.
Он вернулся к половине двенадцатого, и выглядел не лучше своего отца. Конечно, я оказался прав. Когда он разбудил Татьяну и задал прямой вопрос, она сразу сникла и наплакала целые ведра слез. Да, она вампир, но потребность пить кровь появилась всего несколько месяцев назад. Она пыталась бороться с этим, пока жажда не стала нестерпимой, и едва не свела ее с ума. Она пила кровь только у детей, потому что боялась трогать взрослых: они могли проснуться и поймать ее. Но за один раз она как бы обходила несколько ребятишек, чтобы ни один из них не потерял слишком много крови. Вот только жажда становится сильнее и сильнее…
И все-таки Стив попросил ее руки!
«Наверняка есть какой-нибудь способ лечения, — сказал он. — От этой болезни, как от любой другой, можно найти средство». Но она, — можете мне поверить, тут я прочитал про себя благодарственную молитву, — она сказала «нет». Вытолкала его вон, заставила уехать.
— Где сейчас отец? Может, он подскажет, как быть?
Я ответил Стиву, что док ушел примерно тогда же, когда уехал он сам, и до сих пор не вернулся. Потом мы сели, и стали думать, что делать. Сидели и думали. Сидели и…
Когда зазвонил телефон, мы чуть со стульев не свалились. Подошел Стив; я слышал, как он орал в трубку.
Потом он прибежал на кухню, схватил меня за руку, вытащил из дома и усадил в свою машину.
— Это была ее служанка, Магда, — торопливо объяснял он, пока мы вихрем мчались по шоссе. — Сказала, что после моего ухода Татьяна впала в истерику и только что уехала на автомобиле. Куда, не сказала. Магда думает, что она решила умереть.
— Самоубийство? Да как же вампир… — Тут до меня дошло, каким способом она может это сделать. Я взглянул на часы. — Стиви, — сказал я, — едем к перекрестку Криспина. И гони что есть духу!
Он выжал из своей развалюхи все, что можно. Казалось, мотор вот-вот оторвется от машины. Помню, когда мы поворачивали, колеса едва касались дороги.
Мы заметили ее автомобиль сразу, как только добрались до Криспина. Она оставила его на обочине одной из трех дорог, пересекающих город. В середине пустынного шоссе ясно виднелась хрупкая фигурка в развевающемся пеньюаре. Моя культя болела так, словно по ней стучали молотком.
Церковные часы начали отбивать двенадцать, но мы успели вовремя. Стив выпрыгнул из машины и выбил у нее из рук кусок заостренного дерева. Потом прижал к себе и дал выплакаться.