Кейт ощутила непонятное волнение в крови. Она простерла руку к сыну. Ник, бросив на незнакомца опасливый взгляд, вложил свои горячие пальчики в ладонь матери. Она сжала детскую ручонку и почувствовала ответное пожатие. С лица мальчика исчезло тревожное выражение.
— Да, — сказал Ник, — тебе надо выпить чаю.
— Хорошо.
Втроем они двинулись к кафе. Кейт старалась выглядеть спокойной, хотя внутри у нее все дрожало. Как Патрик оказался здесь? Может, он живет теперь в Австралии, на Золотом берегу?
Это невозможно. Она знала из газет, что владелец и исполнительный директор одной из самых преуспевающих новозеландских авиакомпаний живет в Окленде и никуда переезжать в обозримом будущем не собирается. Правда, в статье говорилось, что у него также есть дом в Эспене, штат Колорадо, и квартиры в Лондоне и Нью-Йорке. Патрик Садерленд, несомненно, принадлежал к сливкам общества.
В кафе они заняли свободный столик, и Патрик едва заметным жестом подозвал официантку. Девушка тут же подошла — Патрику все и всегда подчинялись безропотно. Во-первых, он выглядел впечатляюще: рост около семи футов, широкие плечи и длинные ноги. Во-вторых, в его облике ощущалась та внутренняя сила, которая обычно вызывает у окружающих уважение и трепет.
— Кофе или чай? — спросил он Кейт.
— Чай.
— А ты что хочешь, Ник?
— Апельсиновый сок или воду, пожалуйста, — вежливо ответил мальчуган.
Патрик сделал заказ и улыбнулся официантке, когда та привычно положила ручку за ухо. Польщенная вниманием красавца мужчины девушка вспыхнула и со всех ног бросилась выполнять заказ. Кейт понимала ее, поскольку все свои отроческие годы купалась в этой обворожительной улыбке.
Когда Патрик повернулся к Кейт, его лицо было бесстрастным. Пронизывающий взгляд серых глаз бесцеремонно скользнул по ней, затем упал на левую руку, зафиксировав отсутствие обручального кольца.
— Ну, здравствуй, Кейт Браун, — произнес Патрик бархатистым голосом. — Время милостиво к тебе. Ты все так же красива.
— Спасибо.
Кейт старалась, чтобы голос звучал ровно, но с губ срывались сдавленные звуки.
— Ты теперь живешь в Австралии? — спросил Патрик, откинувшись на спинку стула.
Поскольку рядом сидел Ник, она не могла солгать, хотя отчаянно этого хотела.
— Нет.
Мальчик собрался что-то сказать, и, заметив это, Кейт посмотрела на него столь выразительно, что он сразу прикусил язык.
— Значит, ты по-прежнему живешь в Новой Зеландии?
Темные серо-стальные глаза Патрика изучающе скользили по ее темным, с рыжинкой волосам. Семь лет назад, в день ее восемнадцатилетия, за три дня до того, как она отдалась ему, Патрик зарылся лицом в густую гриву ее волос и попросил никогда не отрезать волосы. Помнит ли он об этом? Помнит, поняла Кейт, встретившись с ним взглядом.
— Да, — подтвердила она и, чтобы смягчить односложный ответ, добавила: — А ты живешь здесь?
Его красивый жесткий рот дернулся в улыбке.
— Нет. Я здесь по делу.
Кейт почувствовала страшную тяжесть в груди, но все же заставила себя улыбнуться.
— Приятное место для работы.
— Смотря какая работа. — В голосе Патрика появились холодные, угрожающие нотки, когда он произнес: — Может, ты представишь нас?
У Кейт во рту и в горле внезапно так пересохло, что она едва могла дышать. Она судорожно откашлялась.
— Это Ник, мой сын. Ник, это мистер Садерленд, мой старый друг.
— Здравствуйте, мистер Садерленд, — почтительно проговорил мальчик, протянув руку.
Патрик ответил на приветствие и, обхватив ладошку ребенка своими длинными загорелыми пальцами, спросил:
— Сколько тебе лет, Ник?
— Шесть, — ответил тот и, прежде чем Кейт смогла остановить его, добавил: — Ну, не совсем шесть, но скоро будет. Через пять недель, тридцать первого октября мне исполнится шесть лет.
Патрик продолжал смотреть на Ника, но Кейт знала, что в его голове идет напряженная работа — мозг Патрика производит подсчеты. От отчаяния и унижения противно заныло сердце.
Я должна сказать сыну правду и тем самым покончить с иллюзиями, которые лелеяла все эти годы, поняла Кейт, увидев безжалостное лицо Патрика. Добро пожаловать в реальную жизнь! Лучше поздно, чем никогда, но, Боже мой, кому мешала сказка, которую я сочинила ради своего спокойствия?