Они обнаружат теперь, что я обзавелся Библией и [Новым] заветом, и могу сказать, что нашел их гораздо хуже, чем думал. Если я в чем-либо и ошибся в первой части «Века разума», так только в том, что высказывался о некоторых частях этих книг лучше, чем они того заслуживают.
Я вижу, что все мои оппоненты в той или иной мере обращаются за помощью к тому, что они называют свидетельством Священного писания и авторитетом Библии. Они так мало понимают в предмете, что путают спор о подлинности со спором о доктринах. Но я выведу их на правильный путь, чтобы, если уж им заблагорассудится писать еще, они знали, с чего начать.
Октябрь 1795 г.
Томас Пейн
Часто говорится, что с помощью Библии можно доказать все что угодно. Но прежде чем признать что-либо доказанным Библией, надо доказать, что истинна сама Библия. Ведь если Библия не истинна или ее истинность сомнительна, она перестает служить авторитетом и быть доказательством чего бы то ни было.
Все христианские комментаторы Библии, все попы и проповедники навязывали миру Библию как абсолютную истину и слово божье. Они спорили, бранились и предавали друг друга анафеме по поводу предполагаемого значения ее отдельных частей и отрывков. Один говорил, что такое-то место означает то-то, тогда как другой утверждал прямо противоположное, а третий — что место это не означает ни то, ни другое, а нечто отличное от двух первых. И это они называли толкованием(understanding) Библии.
Случилось так, что все виденные мной ответы, относящиеся к первой части «Века разума», написаны священниками. Эти благочестивые мужи, как и их предшественники, спорят, бранятся и толкуютБиблию. Каждый из них понимает ее по-своему, но лучше всех остальных. Они ни в чем не согласны между собой, за исключением того, что говорят своим читателям: «Томас Пейн не понимает Библии».
Вместо того чтобы напрасно тратить время и горячиться в брюзгливых догматических спорах о различных положениях Библии, они должны знать, а если не знают, то им следует это сообщить, что в первую очередь надо уразуметь, достаточно ли имеется оснований для того, чтобы считать Библию словом божьим, или нет.
В книге этой говорится о делах, совершенных якобы по прямому повелению бога, которые столь же оскорбляют человечность и нравственную справедливость, как и то, что совершили Робеспьер, Каррье, Жозеф Ле-Бон {21} во Франции, английское правительство в Индии {22} или какой-либо иной убийца в новейшие времена. Мы читаем в книгах, приписываемых Моисею, Иисусу [Навину] и т. д., что они (израильтяне) тайком нападали на целые народы, которые, как показывает история, не нанесли им никакой обиды. «Они предавали все эти народы мечу; они не щадили ни старых, ни малых; они совершенно истребляли мужчин, женщин и детей; они не оставляли ни одной живой души». Такие выражения повторяются в этих книгах со злорадной свирепостью. Но уверены ли мы, что вещи эти происходили в действительности? Уверены ли мы, что творец человека уполномочил совершать эти дела? Уверены ли мы, что книги, рассказывающие нам об этом, написаны на основании его авторитета?
Древность сказки не доказывает ее истинности. Наоборот, это симптом того, что она выдумана, ибо, чем более древней претендует быть история, тем более сходна она с легендой. Происхождение каждого народа окутано преданиями, и предания евреев столь же заслуживают подозрения, как и любые другие.
Приписывать всемогущему совершение актов, которые по своей природе и согласно всем законам нравственной справедливости являются преступлениями, такими, как всякое убийство, и особенно убийство детей,— дело нешуточное. Библия говорит нам, что убийства эти совершались по прямому повелению бога.
Значит, чтобы поверить Библии, мы должны совершенно разуверитьсяв нравственной справедливости бога. Ибо чем могли прогневить его плачущие или улыбающиеся дети? Чтобы без ужаса читать Библию, мы должны подавить все, что только есть в человеческом сердце нежного, чувствительного и милосердного. Если бы у меня не было других доказательств вымышленности Библии, одного этого было бы достаточно, чтобы определить мой выбор.
Но в дополнение к нравственному свидетельству против Библии я приведу далее другие доказательства такого рода, что даже священник не сможет их отвергнуть, и покажу, что нет оснований полагаться на то, что Библия — слово божье.
Прежде чем перейти к такому исследованию, я покажу, чем Библия отличается от всех других писаний древности по характеру свидетельств, необходимых для установления ее подлинности. Это тем более следует сделать, что адвокаты Библии, отвечая на первую часть «Века разума», заявили, особенно это подчеркивая, что подлинность Библии установлена так же достоверно, как и подлинность любой другой древней книги, как будто наша уверенность в подлинности одной книги может стать основой нашей веры в подлинность другой.
Я знаю лишь одну древнюю книгу, которая повелительно требует всеобщего согласия и веры,—Евклидовы «Начала геометрии» [14]. Основное здесь то, что книга эта содержит самоочевидные доказательства, совершенно независимые от ее авторства и всего, что связано со временем, местом и обстоятельствами ее написания. Содержание этой книги имело бы такое же значение, как и сейчас, если бы она была написана кем-либо еще, была анонимна или автор ее был неизвестен. Ведь достоверное знание того, кто был ее автором, не влияет на достоверность содержания книги.
Но дело обстоит иначе, когда речь идет о книгах, приписываемых Моисею, Иисусу [Навину], Самуилу и др. Эти книги — свидетельства, а свидетельствуют они о совершенно невероятных событиях. Поэтому вся наша уверенность в подлинности этих книг основывается, во-первых, на уверенности, что они [действительно] были написаны Моисеем, Иисусом [Навином], Самуилом и т. д., а во-вторых, на доверии к их показаниям.
Мы можем верить в первое, т. е. в авторство определенного лица, но не в само показание, подобно тому как мы можем поверить, что такой-то дал соответствующее показание, но не поверить в истинность показания.
Если же будет обнаружено, что книги, приписываемые Моисею, Иисусу [Навину] и Самуилу, не были ими написаны, сразу рушатся и авторитет и подлинность этих книг, ибо не может быть поддельного и вымышленного показания. Не может быть и анонимного показания, особенно если оно касается невероятных по своей природе вещей вроде разговора с богом лицом к лицу или остановки солнца и луны по приказу человека {24} .
Большая часть других древних книг создана гениями. Таковы книги, приписываемые Гомеру, Платону, Аристотелю, Демосфену, Цицерону и т. д. Следовательно, и здесь авторство несущественно для оценки этих работ, ибо, будучи творениями гения, они имели бы те же достоинства, будь они даже анонимными.
Никто не верит в повесть о Трое в том виде, как она передается Гомером, ибо Гомером восхищаются только как поэтом. Достоинства же поэта остаются, если даже рассказываемая им история вымышлена. Но если мы перестанем верить в то, что рассказывают нам авторы Библии (например, Моисей), как мы не верим в события, о которых рассказывает Гомер, то, по нашей оценке, Моисей будет просто обманщиком.
Мы верим древним историкам, от Геродота до Тацита, поскольку они сообщают о возможных и вероятных событиях, и не более. Если бы мы верили им во всем, мы должны были бы поверить и в те два чуда, которые, как рассказывает Тацит, совершил император Веспасиан, излечив хромого и слепого, причем тем же способом, что и Иисус Христос, по словам его историков. Мы должны были бы поверить также в чудо, на которое ссылается Иосиф,— в то, что море Памфилийское расступилось, чтобы пропустить Александра и его армию, точно так же, как Красное море в книге Исхода.
Подлинность этих чудес удостоверена, так же как и подлинность библейских чудес, однако мы в них не верим. Следовательно, надежность свидетельств, необходимых для обеспечения веры в невероятные по своей природе события, говорится ли о них в Библии или еще где-нибудь, должна быть намного выше, чем тех, которых достаточно для нашей веры в естественные и возможные вещи. Поэтому защитники Библии не должны рассчитывать на то, что мы поверим в Библию потому, что верим в то, что утверждается в других древних книгах. Ведь в утверждения этих книг мы верим лишь постольку, поскольку утверждаемое ими возможно и вероятно или самоочевидно, как книга Евклида; или же мы восхищаемся ими за изящество, как Гомером; или одобряем их, потому что они положительны, как произведения Платона, или здравы, как писания Аристотеля.