Понуждаемый почти инстинктивным желанием докопаться до истины, недоумевающий отец осмотрел полупустые полки, чтобы выяснить, что взял с собой Чарльз. Сын расставил книги в строгом порядке, так что беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы сразу сказать, какиеиз них отсутствуют, или по крайней мере, какая область знаний интересует пользователя. Мистер Вард с удивлением отметил, что труды по древним культурам и оккультным наукам, кроме взятых раньше, остались на своих местах. Все, что забрал с собой сын, связано с современностью: исследования в области новой истории, точных наук, географии и философии, литературы, некоторые газеты и журналы за последние годы. Круг чтения Чарльза, установившийся за последнее время, резко и очень странно переменился, и Вард-старший замер, чувствуя, как вместе с ошеломлением в нем растет необъяснимая уверенность, что комната тоже стала не такой, как прежде. Это ощущение беспокоило сильнее и сильнее, будто чьи-то невидимые руки сдавили грудь, и он прошелся по библиотеке, пытаясь понять, что здесь неладно. Да, зловещие изменения можно не только угадать, но и увидеть. С того момента, как переступил порог, Вард словно знал, что здесь чего-то не хватает, и теперь он содрогнулся, найдя ответ.
Резной камин из дома на Олни-Корт стоял на прежнем месте; несчастье произошло с потрескавшейся и тщательно отреставрированной картиной. Очевидно, время и слишком жаркое отопление наконец сделали свое дело, и после очередной уборки краска, отстав от дерева, облупилась, сжалась в тугие катышки, а затем внезапно и бесшумно отвалилась. Портрет Джозефа Карвена больше никогда не будет наблюдать со своего возвышения за юношей, на которого так походил. Ибо тонкий слой мелкой голубовато-серой пыли, устилавший пол — все, что от него осталось.
Глава 4. ПРЕОБРАЖЕНИЕ И БЕЗУМИЕ
1.
Через неделю после той памятной Страстной пятницы Чарльза Варда видели чаще, чем обычно: он переносил книги из библиотеки на чердак. Юноша вел себя спокойно и совершенно нормально, но имел странный, словно загнанный вид, который очень беспокоил мать; кроме того, судя по заказам, которые получал повар, у него появился зверский аппетит.
Доктору Виллету рассказали о непонятном шуме и прочих событиях пятницы, и на следующей неделе, во вторник, он долго разговаривал с Чарльзом в библиотеке, где больше не стоял портрет Карвена. Беседа, как всегда, ни к чему не привела, но Виллет готов поклясться, что Вард тогда вел себя совершенно так же, как всегда. Он обещал, что вскоре откроет свою тайну, говорил, что ему необходимо иметь еще одну лабораторию вне дома. Об утрате портрета юноша почти не жалел, что удивительно, если вспомнить, как восторженно относился он к своей находке прежде, напротив, даже находил что-то забавное в том, что краска на картине так внезапно растрескалась и осыпалась.
Со следующей недели Чарльз стал надолго отлучаться из дома, а однажды, когда добрая старая чернокожая Ханна пришла к Вардам, чтобы помочь при ежегодной весенней уборке, она рассказала, что юноша часто посещает старинный дом на Олни-Корт, куда приходит с большим баулом, и долго возится в подвале. Он был очень щедр к ней и старому Эйзе, но казался беспокойнее, чем всегда, и это ее очень расстраивало, потому что она знала его с колыбели.
Новые известия пришли из Потуксета, где друзья Вардов видели Чарльза едва ли не каждый день. Казалось, он не покидал небольшой курортный городок Род-на-Потуксете и с утра до вечера катался на ботике, который нанимал на лодочной станции. Расспросив впоследствии жителей, доктор Виллет выяснил, что Чарльз всегда добирался до дальней излучины реки; высадившись на берег, шел вдоль нее, направляясь к северу, и обычно возвращался лишь долгое время спустя.
В конце мая на чердаке дома Вардов вновь раздались ритуальные песнопения и заклинания, что вызвало резкие упреки мистера Варда. Чарльз довольно рассеянным тоном обещал прекратить их. Однажды утром повторился разговор юноши с воображаемым собеседником, напомнивший о злосчастной пятнице. Чарльз уговаривал, а потом горячо спорил сам с собой. Слышались возмущенные возгласы, словно принадлежащие двум разным людям: один будто добивался чего-то, а второй отказывался. Миссис Вард взбежала по лестнице на чердак и прислушалась. Стоя у запертой двери, она смогла различить лишь фразу: « Три месяца нужна кровь». Стоило ей постучать в дверь, как все стихло. Позже отец стал расспрашивать Чарльза, и тот сказал, что произошел «конфликт в разных сферах сознания», которого можно избежать лишь обладая большим искусством. Он попытается ограничить его этими сферами.
Ночью в середине июня произошел странный случай. Ранним вечером из лаборатории донесся громкий топот. Мистер Вард решил посмотреть, в чем дело, но шум внезапно прекратился. Когда все уснули, а лакей запирал на ночь входную дверь, у подножия лестницы вдруг появился Чарльз с большим чемоданом, нетвердо державшийся на ногах. Он знаком показал, что хочет покинуть дом. Молодой человек не сказал ни слова, но посмотрев ему в глаза, респектабельный йоркширец содрогнулся без всякой видимой причины. Он отпер дверь, и Вард-младший вышел. Утром лакей сообщил о происшедшем матери Чарльза. По его словам, во взгляде, которым тот его окинул, чувствовалось что-то дьявольское. Молодые джентльмены не смотрят так на честных слуг, и он не желает больше оставаться в таком доме ни на один день. Миссис Вард отпустила лакея, не обратив особого внимания на его слова. Только представьте себе — ее сын мог кого-то обидеть; нет, это просто смешно! К тому же перед тем, как уснуть, она уловила слабые звуки, доносившиеся из лаборатории, которая находилась прямо над ней: Чарльз плакал, беспокойно ходил по комнате, глубоко вздыхал, словно человек, погруженный в самую бездну отчаяния. Миссис Вард привыкла прислушиваться по ночам, глубоко обеспокоенная зловещими тайнами, окружавшими ее сына. На следующий вечер, как и три месяца назад, Чарльз Вард поспешил вынуть из почтового ящика газету и опять якобы случайно потерял где-то несколько листов. О мелком происшествии вспомнили позже, когда доктор Виллет попытался связать разрозненные факты в одно целое. Он просмотрел недостающие места в редакции «Джорнел», и нашел две заметки.
« Снова гробокопатели. Сегодня утром Роберт Харт, ночной сторож на Северном кладбище, стал свидетелем того, что похитители трупов снова принялись за свое страшное дело в самой старой части кладбища. Могила Эзры Видена, родившегося в 1740 и умершего в 1824 году, как начертано на его извлеченном из земли и варварски разбитом каменном надгробии, разрыта и опустошена. По всей вероятности, злоумышленники воспользовались лопатой, украденной из соседней сторожки.
Каково бы ни было содержимое могилы после более чем столетнего пребывания в земле, неизвестные забрали все, оставив лишь нескольких полусгнивших щепок. Отпечатков колес не замечено, но вблизи полиция нашла следы одного человека, очевидно мужчины, принадлежащего к хорошему обществу, так как он был обут в тонкие ботинки.
Харт связывает это с мартовским инцидентом, когда он спугнул группу людей, приехавших на грузовике, которые успели вырыть глубокую яму; однако сержант Рили из Второго участка опровергает его версию, указывая на коренное различие между двумя происшествиями. В марте копали там, где, как известно, никто не захоронен; в последнем случае явно целенаправленно и злонамеренно разрыта отмеченная во всех записях могила, варварски разрушено надгробие, находившееся до настоящего времени в прекрасном состоянии.
Потомки Видена, которым сообщили о случившемся, выразили свое удивление и глубокое сожаление. Они совершенно не могут себе представить, чтобы нашелся человек, питающий такую смертельную ненависть к их предку, что осмелился осквернить его могилу. Хезеод Виден, проживающий на Энджел-стрит, 598, вспомнил семейную легенду, гласящую, что Эзра Виден незадолго до Революции принимал участие в какой-то таинственной вылазке, отнюдь не задевающей его собственной чести. Но он не смог назвать ни одного из ныне живущих врагов его семьи или какую-либо связанную с ней тайну. Расследовать это дело поручено инспектору Каннингему, и есть надежда, что в ближайшем будущем мы узнаем что-нибудь определенное».