Он нагнулся и выволок изваяние из-под груды тел. Ему пришлось приложить всю силу, чтобы вырвать статую из руки мертвого старика, сжимавшего ее. Он и после смерти не желал расстаться со своим сокровищем; ибо Турлох осознал, что именно из-за этого изваяния сражались и погибли все до одного смуглые люди. Они могли разбежаться и уйти от погони, но тогда статуя досталась бы датчанам. Они выбрали смерть. Турлох покачал головой: ненависть к викингам, скопившаяся за годы диких злодейств и опустошительных набегов северян, никогда не покидала его, он был одержим этой ненавистью, нередко доводящей до припадков безумной ярости. В его огрубевшем сердце воина, не осталось места для жалости к врагам, и зрелище викингов, лежащих бездыханными у его ног, наполняло душу свирепой радостью. И все же он чувствовал — его ненависть ничто в сравнении с той силой, что двигала смуглыми людьми. Их действия диктовались какой-то исступленной верой, более глубокой, чем его ярость, идущей из глубины веков. Подобная древность чувствовалась даже в мертвецах, — не старость, но древность исчезнувших племен и народов, существовавших в незапамятные времена. Глядя на них, он словно перенесся в давно прошедшие времена варварства; а эта статуя…
Ирландец наклонился и обхватив ее, попытался поднять. Удивительно — он ожидал, что изваяние будет очень тяжелым, но его словно сделали из легкого дерева. Сначала он подумал, что статую отлили из стали, потом решил, что перед ним камень, но особый: такого, чувствовал он, не найти ни на Британских островах, ни в других частях известного ему мира. Ибо подобно мертвым телам, окружавшим его, изваяние дышало древностью. Поверхность его выглядела гладкой, будто оно вышло из-под резца скульптора только вчера, и все же казалось воплощением древности. Статуя изображала мужчину, ликом и статью походившего на мертвецов, сгрудившихся вокруг. Но это нечто большее, чем просто изображение соплеменника. Турлох чувствовал, что такой человек жил когда-то, и скульптор работал с натуры. Ему удалось вдохнуть жизнь в камень. Могучая грудь и широкий разворот плеч, сильные руки; черты лица выдают твердость и мужество. Выдающийся подбородок, прямой нос, высокий лоб — все указывало на могучий ум, бесстрашие, несгибаемую волю. Конечно, он был королем или богом этого племени, подумал Турлох. Но голову его не венчала корона; вся одежда состояла из набедренной повязки, так искусно вырезанной на камне, что можно различить каждую складку.
— Это был их бог, — задумчиво сказал Турлох, озираясь по сторонам. — Они бежали, спасаясь от викингов, но приняли бой и погибли за своего бога. Кто они? Откуда пришли? Куда направлялись?
Он стоял, опираясь на боевой топор, и странное чувство овладело им. Перед ним словно открылось бесконечное море пространства и времени: непостижимые, вечные пути, по которым скитается человеческий род, и людские волны, что накатывают в дни прилива и уносятся прочь, когда наступает пора. Жизнь — дверь между неизвестными, темными мирами, и кто знает, сколько людей разных племен с их надеждами и страхами, любовью и ненавистью, прошли через нее в своем странствии от одного царства мрака к другому? Турлох глубоко вздохнул. В нем проснулась свойственная каждому ирландцу тайная тоска по былому.
— Ты был королем когда-то, Черный Человек, — произнес он, обращаясь к безмолвному изваянию. — Или ты бог, и правил всем миром. Твои люди давно исчезли, как теперь исчезает мой род. Ибо ты наверняка повелевал Людьми Кремня, племенем, которое истребили мои кельтские предки. Что ж — то был наш день, а теперь мы уходим так же, как и вы. Эти датчане, что лежат у твоих ног — теперь они теснят нас. Скоро придет их день — но и они уйдут когда-нибудь. А ты, Черный Человек, кто бы ты ни был, — король, бог или дьявол, — ты отправишься со мной. Потому что я чувствую — ты принесешь мне удачу. Одна удача может помочь мне, когда я доберусь до Хельни, Черный Человек!
Турлох надежно закрепил статую на носу лодки. Он снова плыл по морю. Небо опять стало свинцовым, и словно дротики, что ранят и жгут кожу, проносились снежные вихри. Волны несли в себе серые кристаллы льда, а ветры, завывая, били в борта суденышка. Но в сердце Турлоха не было страха. Никогда еще за все время пути лодка не повиновалась ему так, как сейчас. Разрезая волны, прорывая плотную завесу снега неслась она вперед, и далкассийцу казалось, что Черный Человек помогает ему. Ибо без его покровительства он сто раз потонул бы. Правя лодкой, Турлох использовал все свое умение; будто чья-то невидимая рука вместе с ним держала весло, направляла румпель, помогала ставить парус.
А когда мир окутала беспросветная колышущаяся белизна, он плыл, повинуясь неведомому голосу, что указывал направление. Наконец, снежная пелена рассеялась, облака расступились, открыв сияющий холодным серебристым светом лунный диск — и тут впереди он увидел землю. Со странным безразличием смотрел он на цель своего странствия: перед ним лежал остров Хельни. Турлох знал, что совсем недалеко отсюда, за небольшим холмом, расположена бухта, где стоял на приколе корабль Торфела, когда он не бороздил моря в поисках добычи. А за сотню ярдов от бухты стояла скалли — логово пиратов. Турлох широко улыбнулся. Удача сопутствовала ему. Ибо только она могла привести его лодку сюда — никакое умение не помогло бы. Но нет — это не простая случайность. Лучше места для высадки нельзя и представить: в полумиле от вражеской стоянки, к тому же, укрытое от глаз дозорных возвышенностью. Он бросил взгляд на молчаливую статую на носу его судна. Мрачный, бесстрастный и загадочный Черный Человек. Странное чувство на миг охватило ирландца — ему показалось, что все произошло по воле изваяния, а он, Турлох, лишь пешка в игре неведомых сил. Чья это святыня? Какие тайны скрыты в его пустых глазницах? Почему сражались и погибли за него смуглые люди?
Турлох подплыл к маленькой расщелине. Закрепил лодку и ступил на вражеский берег. В последний раз оглянулся на безразличную статую и, пригнувшись, стал взбираться на холм. Добравшись до вершины, посмотрел вниз. Меньше чем в полумиле от возвышенности, в бухте стоял пиратский корабль. Неподалеку расположена и скалли Торфела, длинное узкое строение, сложенное из грубо обтесанных бревен; яркие отблески указывали на то, что внутри горят пиршественные костры. До него доносились радостные крики викингов. Турлох скрипнул зубами. Да, они веселятся, поздравляют друг друга с удачным набегом: дымящиеся руины домов — зарубленные мужчины — растерзанные девушки. Они были повелителями мира, эти викинги; все земли на юге покорны их мечу. Рожденный там жил лишь для того, чтобы когда-нибудь стать их жертвой или рабом. Турлох задрожал как в лихорадке. Словно острая боль, его жгла ненависть, но усилием воли он отогнал кровавый туман, застилавший мозг. Он здесь не для того, чтобы сражаться. Он должен похитить у похитителей их добычу — девушку.
Словно военачальник, обдумывающий план сражения, Турлох внимательно оглядел вражеское логово. Он отметил, что к задней стороне дома близко подступает густая стена деревьев; что между скалли и бухтой расположены небольшие строения, кладовые и хижины слуг. Возле берега полыхал огромный костер, рядом вопили, вливая в себя брагу, несколько человек из челяди, но большинство пронзительный холод заставил собраться в пиршественном зале главного здания.
Турлох прокрался вниз по поросшему деревьями склону и достиг леса, широкой дугой отходящего от берега. Он держался в тени, приближаясь к скалли кружным путем, опасаясь действовать в открытую из-за внимательных глаз дозорных, которых наверняка расставил Торфел. О боги, если бы сейчас за ним, как в былые времена, шли воины его клана! Не пришлось бы тогда, словно волку, таясь, пробираться между деревьями! Его рука, как стальная, сжала рукоятку топора, когда он представил себе эту сцену: атака, крики, кровавая сеча, игра далкассийских топоров… — он горько вздохнул. Отверженный: никогда больше не вести ему воинов-сородичей в битву.
Внезапно он упал в снег, укрывшись за невысоким кустарником. Приближались люди; тяжело ступая и громко переругиваясь, они шли оттуда, где только что проходил он. Вот они показались, два огромных норманнских воина, их кольчуга серебряной чешуей сверкала при лунном свете. Вдвоем они с трудом что-то несли; наконец, Турлох разглядел их добычу — Черного Человека! Страх при мысли, что они нашли лодку, пересилило изумление. Норманны были настоящими великанами; на их руках вздувались стальные мускулы. И все же они шатались под непомерной тяжестью своей ноши. Глядя на них, можно подумать, что статуя весит сотни фунтов, а Турлох поднимал ее, словно перышко! Он едва не вскрикнул от удивления. Северяне наверняка просто пьяны. Один из них заговорил, и волосы на голове у Турлоха встали дыбом при виде ненавистного врага.