Но может быть, Бланш Ламонт разговаривала на остановке и села в трамвай с кем-то похожим на Теодора, но вовсе не Дюрантом? Ведь глупо отрицать, что люди схожей наружности существуют! Тем более, что обвиняемый утверждает, будто сидел на лекции…
Детективы изъяли у доктора Чини журнал учёта посещаемости и, должно быть, выругались в сердцах. Ибо в нём было отмечено, что Теодор Дюрант на лекции присутствовал! Более того, Дюрант всегда садился в аудиториях на первые ряды, если не самый первый, то на второй-третий, другими словами, он всегда был на виду.
Уже 15 апреля детективы порознь допросили студентов, обычно сидевших рядом с Теодором. Мэри Фиш (M. A. Fish) и Катерина Дюкс (C. A. Dukes) садились по левую и правую руки Дюранта, Эдвард Кэмпбелл (E. O. Campbell) садился на первом ряду перед обвиняемым, а Фред Хармс (F. W. Harms) — строго позади него. Никто из четверых студентов не вспомнил Дюранта на лекции Чини 3 апреля. Вроде бы это доказывало ошибочность отметки в журнале, но… следует помнить, что студенты давали показания спустя 12 дней. Многие ли из читателей в точности вспомнят события 12-дневной давности, да притом ещё с различными деталями, вроде того, кто где стоял, кто проходил мимо, а кто — не проходил? И даже если читатель думает, что он уверенно помнит такие мелочи, то какова вероятность, что он выдержит перекрёстный допрос, связанный с обсуждением деталей тех событий? Сразу можно сказать, вероятность пройти перекрёстный допрос даже у читателя с прекрасной памятью не очень большая.
Просто потому, что наша память быстро избавляется от рутинных воспоминаний и незначительных мелочей. В каком-то смысле неспособность запоминать будничные события — это человеческая норма.
Не вспомнили Дюранта и другие его соученики, как, впрочем, и доктор Чини. Тогда детективы решили пойти что называется «мелким чёсом» и допросили всех студентов, знавших Дюранта в лицо. Выяснилась интересная картина — никто из них не мог вспомнить, чтобы Дюрант появлялся в здании медицинской школы после 13:30 3 апреля. До этого часа многие студенты его видели и даже помнили некоторые детали, например, то, что после полудня он купил у уличного торговца пакетик орехов и грыз их на ходу, а вот после 13:30 никто ничего сказать не мог.
Результат выглядел весьма красноречиво, однако и у него имелось своё «но». Дело заключалось в том, что при медицинской школе имелась просторная библиотека, в которой можно было заниматься самостоятельной подготовкой, не привлекая к себе особого внимания. В принципе, Дюрант мог заявить, что после 13:30 он находился в библиотеке, но для этого ему требовалось признать прогул лекции. Сразу скажем, что он не воспользовался возможностью сделать такое признание и всегда настаивал на том, что в день исчезновения Бланш Ламонт прогулял 2 первых занятия, но посетил лекцию доктора Чини по детскому питанию.
Разумеется, детективы проверили наличие конспектов лекций в тетрадях Дюранта. В этом месте сразу уточним, что проверкой конспектов детективы озаботились не сразу — они занялись этим вопросом в мае и данная деталь, как станет ясно в своём месте, весьма важна. Так вот в мае оказалось, что все конспекты за 3 апреля у обвиняемого имеются. Однако чуть позже выяснилось, что Дюрант частенько пропускал занятия и всегда брал у товарищей конспекты для переписки. Уже после ареста — если точнее, то после 20 апреля — Дюрант получил конспекты лекций от своего товарища по фамилии Глейзер (Glaser).
Когда конспекты Глейзера и Дюранта сличили, то выяснилось кое-что интересное. Записи практически совпали, даже отметки «NB»[6] на полях оказались расставлены одинаково. Это можно было объяснить тем, что сам лектор указывал студентам, на что следует обратить внимание в тексте. Но было и кое-что ещё! Лекция доктора Чини была посвящена методике приготовления детского питания и Глейзер, немец по национальности, в одном месте назвал повара немецким словом «koch». Дюрант же в этом месте употребил другое слово — «roache» («таракан»). В смысловом отношении данное слово никоим образом не соответствовало содержанию того фрагмента, где оно было написано!
Когда упомянутая деталь стала известна и сделалась предметом обсуждения, адвокаты поспешили заявить, что замена одного слова другим свидетельствует о том, что записи Дюранта и Глейзера между собою никак не связаны, другими словами, они были написаны независимо друг от друга. Обвинение же сделало прямо противоположный вывод, а именно — Дюрант не слышал лекции и не особенно вникал в её содержание во время переписывания. Он переписывал конспект, находясь уже в тюрьме, поэтому не следует удивляться тому, что он не вникал в то, что пишет. Увидев в тексте незнакомое слово — а франкоязычный Дюрант не знал значения немецкого слова «koch» — он решил, что Глейзер ошибся при написании, пропустив в спешке пару букв, и… подобрал схожее по написанию английское слово «roache». Замена одного слова другим по мнению обвинения однозначно свидетельствовала о копировании Дюрантом конспекта Глейзера, чем обвиняемый занимался в крайней спешке и в обстановке, не располагающей к эпистолярным занятиям.