— На тридцатилетнем диване Abuela(бабушки), на надувном матрасе, на полотенце на песке или на полу моего фургона, когда матрас промокал от дождя, что было часто, — я пожал плечами. — Я могу продолжить. Я жил в дороге в течение длительных периодов времени. Так что поверь мне, этот плюшевый и шикарный диван — просто мечта.
Рози не торопилась с ответом.
— В дороге из-за соревнований?
Волна холодной и тяжелой реальности нахлынула на меня.
— Лина хвасталась тобой каждый раз, когда ты проходил квалификацию на турнир, — объяснила Рози. — Она показывала мне фотографии. Тебя.
Эта мысль, как камень, осела глубоко в моем желудке, потому что ни Лина, ни остальные члены семьи Мартин не знали, насколько все изменилось.
Рози поднесла кружку к губам, а затем шокировала меня вопросом: — Так вот почему твой английский так безумно хорош?
Поблагодарив за небольшое изменение темы разговора, я усмехнулся.
— Да. За последние пять лет я провел больше времени среди иностранцев, вдали от дома, чем в Испании. Так что в какой-то момент, думаю, у меня не было другого выбора, кроме как... учиться. Я перенял множество общепринятых выражений.
Казалось, что-то мелькнуло в глазах Рози, распространяясь по ее лицу.
— Я останусь, — сказала она. — Пока не узнаю, как скоро я смогу вернуться к себе домой. Мне должен сообщить хозяин на этой неделе.
Я кивнул, игнорируя глубокое чувство облегчения, охватившее меня.
— Столько, сколько тебе нужно.
— О. И я позабочусь обо всех продуктах, пока я здесь, — она указала на меня пальцем. — Даже после того, как придет твоя кредитная карта. Это меньшее, что я могу сделать.
Я открыл рот, чтобы запротестовать, но она остановила меня, помахав указательным пальцем перед моим лицом.
— Это не обсуждается.
— Хорошо, — я согласился со вздохом. — Но только если я буду готовить для нас обоих.
— Хорошо, — она опустила угрожающий палец. — Но я буду мыть посуду.
— Договорились.
— О, — она выпрямилась на своем табурете. — И ты займешь кровать. Я буду спать на диване.
Ни за что, но было восхитительно, что она верила, что я когда-нибудь соглашусь.
— Рози...
Мой рингтон разнесся по квартире, прервав нас.
— Это может быть важно, — сказала она. — Тебе стоит ответить.
Кивнув, я бросился к телефону. На экране высветилось имя моей сестры, уведомляя меня о входящем видеозвонке.
Я держал телефон перед собой.
— Hermanita(исп.сестренка).
— Лукас! — прокричала она, ее огненно-рыжие волосы подпрыгивали от восторга. — ¿Cómo está mi persona favorita en todo el mundo mundial?(исп. Как поживает мой любимый человек во всем мире?)
Ее любимый человек во всем мире? Моя сестра никогда не говорила ничего подобного, разве что...
— Что ты натворила, Чаро? — спросил я ее по-испански.
Она ахнула, делая вид, что возмущена.
— Извините. Я святая, ты же знаешь.
Я фыркнул. И поскольку она действительно не была таковой, я спросил: — Тако в порядке?
Моя сестра закатила глаза, как раз когда на заднем плане раздался лай.
— Ты — властный собачий папаша. Ты знаешь об этом? Тако в полном порядке под моим присмотром.
Сбоку от нее произошло движение, изображение на пару секунд расплылось. Затем на экране появилось знакомая морда.
— ¡Hola, chico!(исп. Привет, малыш!) — сказал я своему лучшему другу, с трудом сдерживая эмоции в голосе. — ¿Estás siendo un buen chico?(исп. Ты хорошо себя ведешь?)
Тако наклонил голову при звуке моего голоса, затем из телефона раздалось скавчание.
— Я тоже скучаю по тебе, дружище, — я заработал взволнованное «гав». — Чаро хорошо о тебе заботится?
Тако повернулся и лизнул лицо моей сестры, затем повернулся лицом к камере и сделал то же самое с ее телефоном.
— ¡Taco, no!(исп. Тако, нет!) — голос Чаро был заглушен языком моей собаки, предположительно, на микрофоне. После нескольких секунд борьбы они оба снова оказались в кадре. — Твоя собака и дальше будет лизать и есть практически все, что попадется, разве это нормально?
Я усмехнулся.
— Да. Какой отец, такой и сын. Правда, Тако? — он гавкнул в подтверждение. — Несколько месяцев назад он пробрался в кладовку Mamá(мамы) и уничтожил jamón(хамон). Хороший. Она была в ярости, — и поэтому не стала присматривать за ним, пока меня не было три месяца. — Но он хороший мальчик, правда, Тако? Ты просто все время немного голоден.
Чаро покачала головой, а Тако гордо восседал на ее боку.
— Эй, приятель, я хочу тебя кое с кем познакомить, — я повернулся, ища Рози. Я нашел ее там же, где оставил, сидящей на табурете, только теперь ее глаза были расширены.
Она указала на себя.
— Я?
— Да, ты, — я подошел к ней, встал сзади и вытянул руку перед нами. — О ком еще я могу говорить?
Опустившись, я придвинулся ближе к спине Рози, чтобы Чаро и Тако могли видеть нас обоих. Сменив положение, я коснулся грудью ее плеча, и трудно было не заметить, как она напряглась.
— Тако, — сказал я, думая, не перешел ли я какую-то черту, вторгшись в ее личное пространство. — Это Рози, моя новая подруга. И, Рози, — я взглянул на ее профиль, рассматривая ее раскрасневшиеся щеки и шею, замечая веснушки под розовым покровом ее кожи. — Это мой лучший и самый близкий друг, Тако. И моя сестра, Чаро.
Губы Рози разошлись в такт дыханию, когда она повернула голову, чтобы посмотреть на меня, и в тот момент, когда наши взгляды встретились, я понял, что это не связано с тем, что Рози было неловко, что я стоял так близко. Она была поражена, как и раньше. Когда она рассматривала меня.
Я не мог остановить дрожание своих губ.
Она слегка покачала головой и вернула свое внимание к моему телефону, быстрым движением оставив на мне привкус сладкого и фруктового аромата. Как...
Радостное «гав» вернуло мое внимание.
— Привет, Тако, — наконец сказала Рози. Я мог видеть ее улыбку в маленьком квадратике на экране. — Я так рада наконец-то встретиться с тобой.
Наконец-то, да?
Рози продолжала: — А ты, Чаро, как поживаешь? Рада тебя видеть. Я понятия не имела, что Лукас и ты родные брат и сестра. Мне никто ничего не говорил. Не то чтобы это имело значение, конечно. Просто удивилась, потому что вы оба такие...
— Разные, — предложила Чаро. — Я знаю, cariño(исп. дорогая). Это из-за волос, да? Знаешь, все думали, что Лукас тоже будет рыжим. Либо это, либо раннее облысение. У нас в семье и то, и другое, понимаешь? Все просто решили, что он так коротко стрижется, чтобы скрыть редеющую линию волос. И знаешь что? Никто бы его не осудил.
Я вздохнул.
— Чаро, ты же знаешь, что это было для...
— Соревнования, знаю, — закончила она за меня. И я почувствовал боль, сопровождавшую напоминание. — Потому что так проще и комфортнее с соленой водой и солнечным светом, и все такое. Но теперь, когда ты в отпуске, — добавила она, и мне было трудно сохранить нейтральное выражение лица. Не дать ей понять, что даже если мое пребывание в США не было постоянным, мой отпуск был таковым. — Теперь ты доказал, что они все ошибаются, не так ли, ricitos de oro(исп. златовласка)?
Я надулся.
Рози спросила: — Ricitos de oro? И хотя ее произношение и близко не было правильным, оно прозвучало так... мило, что тяжесть в моем нутре на секунду отступила.
— Златовласка, — перевел я для нее. Она фыркнула, и я тихонько подтолкнул ее плечом. — Я даже не блондин. И мои волосы не такие длинные или вьющиеся. Так что...
— Как скажешь, ricitos(исп. кудряшка), — сказала Чаро, прежде чем переключить все свое внимание на мою новую и временную соседку по комнате. — В любом случае, Рози. Я не слышала о тебе со свадьбы Лины. Как ты, cariño(исп. дорогая)? — она сделала паузу, но прежде чем Рози успела открыть рот, моя сестра начала задавать новые вопросы. — Кстати, Лина где-то здесь? Разве она не должна была уехать на медовый месяц? Она познакомила вас до этого?
Не обращая внимания на выходки Чаро, после целой жизни с ней, я закатил глаза.
— Чего ты хотела?
Она проигнорировала меня, ее глаза сузились лишь на мгновение.
— Я просто говорю, потому что это странное время для общения. Разве в Нью-Йорке сейчас не очень рано? Сколько там сейчас времени?