— Я рад это слышать, Рози.
Я тоже. И почему-то я сомневалась, что Лукас сказал это просто из вежливости.
— Спасибо, Лукас, — чтобы занять себя чем-то, что не было его лицом, я взяла кусок хлеба и поднесла его прямо ко рту. — Боже мой! — простонала я, как только попробовала первый кусочек. — Что ты сделал с этими перцами? Они на вкус... ВАУ. Они потрясающие.
— Я карамелизировал их с красным луком и несколькими специями, которые я нашел в шкафу Лины, — он подмигнул, тоже откусывая свой кусочек. — Остальные продукты я купил на свою мелочь и кое-что из того, что ты мне дала, — его выражение лица стало нерешительным. — Рози, я чувствую, что я в долгу перед тобой...
— Не беспокойся об этом, хорошо? — я сказала ему, прежде чем он успел попытаться объясниться. — Я не против одолжить тебе несколько баксов, пока тебе не поменяют карточку. Ты никого не знаешь в городе, и это самое малое, что я могу сделать. К тому же, ты пригласил меня поесть, — я жестом указала на праздничный пир, который он подал. — Так что я не вижу ничего, кроме выгодной для меня сделки, — я положила немного липкого и блестящего сыра Фета на свою тарелку. — Ради такого сыра я готова пойти на возмутительные вещи.
— Я обязательно запомню это. В следующий раз.
В следующий раз. Это означало...
Нет. Это было просто то, что говорили обычно люди.
Он продолжил: — Готовка, а затем трапеза того, что я готовлю — это одно из немногих удовольствий, способных отвлечь меня от мыслей, когда у меня плохой день.
Я поправила салфетку на коленях и полностью сосредоточилась на еде.
— Я действительно понимаю, почему, Лукас, — сказала я ему, удерживая себя от вопроса о неудачном дне, предполагая, что он говорит о вчерашнем беспорядке.
— Итак, Рози, — сказал Лукас через пару минут. — Я слышал все о том, как вы с Линой познакомились, и скажу честно, я умирал от желания услышать твою версию событий.
Нахмурившись, я бросила на него быстрый взгляд. Эта большая, отвлекающая улыбка снова была на его лице. Проклятье. Я вернула взгляд к своей тарелке.
— Моя версия событий? Мы познакомились во время вводной недели в InTech.
— О, это совсем не то, что Лина рассказывала окружающим, — он хихикнул, и это был низкий, глубокий и... знающий голос. — О тебе дома ходит легенда!
— Легенда?
— Да, не каждый день добрая душа оттаскивает мою кузину с дороги бегущей лошади и спасает ей жизнь.
— Что?
И вот так, события, о которых он говорил, промелькнули в моей голове, и сработала единственная логическая реакция на них.
Из меня вырвался искренний глубокий смех.
— Это то, что Лина всем рассказала? — спросила я, и Лукас кивнул. — Невероятно. Ну, вообще-то, я должна была ожидать этого от Лины.
— Ты хочешь сказать, что моя очень скромная, абсолютно не драматичная кузина немного приукрасила? — он рассмеялся. — Знаешь, она даже описывала в ужасающих подробностях, как ее жизнь промелькнула перед глазами, — он наклонил голову. — И все это перед тем, как открыть их и обнаружить, что перед ней стоит ее зеленоглазый ангел-хранитель.
Я насмешливо хмыкнула.
— Думаю, это объясняет, почему твоя бабушка плакала, когда мы встретились.
Не отрывая от меня взгляда, Лукас подтолкнул в мою сторону тарелку с сыром.
— Значит, ты действительно хочешь сказать, что не было никакой лошади, которая встала на дыбы? — когда я не подала виду, он протянул руку и положил кусочек на мою тарелку. — И ты не подскочила и не спасла ей жизнь?
— Ну, — сказала я, наблюдая, как он с довольным видом убирает руки. — Ты знаком с конными экипажами в Центральном парке?
Лукас кивнул, потянувшись за одним из последних ломтиков поджаренного хлеба.
— Они в основном предназначены для туристов или для случайных свиданий с широкими жестами, что немного... неоригинально, если хочешь знать мое мнение. Я, конечно, ничего не имею против красивых поступков. Но романтика -— большие, широкие жесты — должна быть связана с чем-то личным. Хорошо продуманным, как...
Наши взгляды снова встретились, и мои слова прервались, когда я заметила веселье в его глазах.
— В любом случае, — я пожала плечами. — Не спрашивай меня как, но одна из лошадей отвязалась и маршировала через Центральный парк в самом медленном темпе, известном... ну, лошадям. Идёт Лина, в наушниках, явно потерянная, и смотрит в приложение Google Maps на своем телефоне, — только позже я узнала, что у моей лучшей подруги проблемы с ориентацией в пространстве. — В то же утро я видела, как она пролила кофе на чьи-то брюки, так что я знала, что ее базовые рефлексы не были супер быстрыми.
Лукас хмыкнул.
— О, это определенно не ее сильная сторона.
— Правда? — я усмехнулась. — В любом случае, я крикнула ей, чтобы она была осторожна, а когда она не сдвинулась с места, я просто пошла и оттащила ее с дороги.
Лукас хмыкнул.
— Это определенно не та версия, о которой я слышу каждое Рождество с тех пор, как она встретила тебя.
Каждое Рождество?
Лукас слышал об этом — обо мне — каждое Рождество?
— Жаль тебя разочаровывать, — я подняла вилку, набирая на нее рис. — Я не ангел-хранитель. Или героиня. Просто обычный инженер, ставший писателем романов, — я наклонила голову. — О. Это первый раз, когда я произнесла это вслух.
Его улыбка стала теплее.
— И что ты почувствовала?
Я обдумала свой ответ.
— Было хорошо. Мне было приятно это сказать и услышать.
Мне просто хотелось чувствовать себя уверенно в этом новом положении, в котором я оказалась. Но я не чувствовала, не сейчас. В основном потому, что... разве может считаться писателем тот, кто написал одну-единственную книгу? Как может чувствовать себя писателем та, кто едва ли осилила первую главу своей второй книги?
При этой мысли у меня свело живот.
Я не знала, пропустил это Лукас или нет, но он сказал: — Могу я спросить тебя ещё кое о чем? Это немного личное.
— Конечно, — ответила я со вздохом, остатки сомнения в себе все еще шевелились в моем нутре.
— Ты никогда не рассказывала мне, что ты чувствовала, когда бросила свою работу инженера. Ты сказала мне, как окружающие могут отнестись к твоему письму, и как, по твоим ожиданиям, отнесется к твоему уходу отец. Но ты никогда не говорила, что чувствуешь сама.
И это был... вопрос, который я не ожидала от него услышать. Вопрос, который никто из тех, кто знал, и не думал задавать.
Но что я чувствовала? Я знала, почему я подала на увольнение. Но правильно ли я поступила? Жалела ли какая-то часть меня об этом? Был ли тот факт, что с тех пор я не могла написать ни одного чертова слова, признаком того, какую большую ошибку я совершила?
— Это не мое дело, я знаю, — сказал он после долгого молчания с моей стороны. Его улыбка была однобокой, почти застенчивой. — Все в порядке.
— Я... — я запнулась.
Он наблюдал за мной несколько секунд, и когда я все еще ничего не ответила, он продолжил есть, делая вид, что это не имеет большого значения. Наверное, потому что он действительно так думал.
— Я не была несчастна, — наконец смогла сказать я, и он очень медленно поднял глаза, как будто резкое движение могло меня как-то отпугнуть. — Я думаю, что все еще была бы счастлива, работая в InTech, если бы не нашла что-то, что я... наконец-то полюблю. Что-то, что помогло мне понять, что такое любить то, что ты делаешь. Что-то, что дополняло бы меня так, как никогда не дополняло инженерное дело, даже если я еще не знала и не была несчастна, — я выпустила весь воздух из легких, чувствуя себя как надутый воздушный шарик, который сдувается. — Наверное, поэтому мне так трудно говорить об этом. Потому что эта новая вещь, эта новая мечта, кажется такой хрупкой. Я держу ее в руках, но ощущения от нее такие... новые, такие незнакомые, что я боюсь, что могу уронить ее и разбить, поэтому я просто... стою и молча смотрю на нее.