И потому что каждый день, когда я приближалась к этому сроку — теперь до него осталось восемь недель — каждый день, который проходил без того, чтобы я написала хоть слово или смогла получить доступ к тому, что было внутри меня не так давно, я чувствовала пустоту. Как будто я терплю неудачу.
— Ей, — раздался голос Лукаса, заставив меня осознать, что я смотрела в пустоту. — Ты смелая, Рози, — правая сторона его рта приподнялась. — Это то, что ты никогда не должна забывать. И то, чем ты должна гордиться.
Смелая. Меня никогда так не называли. Даже одного раза не было. Осторожная, ответственная, целеустремленная, но никогда не смелая.
— Спасибо, — сказала я так тихо, что даже не была уверена, что он это услышал. — Но хватит обо мне, — я выпрямилась на своем табурете. — Что, кроме еды, помогает тебе чувствовать себя лучше, когда ты чувствуешь себя не в своей тарелке?
Лукас задумался над моим вопросом всего на мгновение. Затем он оперся на локти. Медленно. Его голос понизился, как будто он раскрывал мне секрет, и я почувствовала, что тоже наклоняюсь вперед.
— Это вызывает почти такое же удовольствие, как еда, но включает в себя гораздо меньше одежды.
Мое дыхание застряло в горле, не заботясь о том, что я была в процессе глотания. Как следствие, рисовое зерно попало не в то гордо, заставив меня разразиться приступом кашля.
— Por Dios(исп. черт возьми), — услышала я его слова между слабыми глотками воздуха. — Рози, ты в порядке?
Нет. Я не в порядке. Очевидно. Потому что мысленный образ Лукаса в гораздо меньшем количестве одежды, чем сейчас, занимающегося веселыми делами, привел мою самую главную функцию организма в шоковое состояние.
Когда я не ответила и только продолжала кашлять, он выругался, должно быть, на испанском языке. Он встал и направился в мою сторону.
Прежде чем он успел подумать о том, чтобы обхватить меня руками и сделать массаж Геймлиха, я взяла дело в свои руки и потянулась через стол за стаканом воды.
— Подожди, Рози, — предупредил Лукас, когда я опрокинула стакан. — Не так быстро! Это... Ох, ладно.
Я выпила содержимое стакана и поставила его обратно на стол.
— Вино, — сказала я немного задыхаясь. — Это было белое вино, — которое я даже не заметил на столе. Потому что... Потому что я была занята тем, что замечала только Лукаса.
— Да, — признал он, и я услышала, как в его словах заплясало веселье. — Ну, это помогло.
— Ага, — я прочистила горло и выпрямилась на своем стуле, отказываясь смотреть на него. Боже, это действительно должно прекратиться. — Могу я... Могу я получить добавку, пожалуйста?
Его ответ не приходил в течение долгого времени.
— Ты уверена? Ты только что выпила полный стакан.
Почувствовав взгляд Лукаса на своем лице, я наконец осмелилась встретиться с ним взглядом. Он изучал меня.
— Я редко пью, — я вздохнула. — Но сегодня, возможно, будет день двух бокалов вина. Или недели, может быть. К тому же, мы уже почти закончили с едой, так что мне может понадобиться что-то новое, чтобы отвлечься, — он выглядел немного удивленным моим признанием, и я почувствовала необходимость добавить: — Что-то, что не связано с уменьшением количества одежды.
Медленно и почти неохотно Лукас налил еще золотистой жидкости.
— Твой брат, — простодушно заметил он. — Ты упомянула, что он уклоняется от твоих звонков. Так вот почему сегодня день двух бокалов?
— У тебя хорошая память, — пробормотала я.
— Я хороший слушатель, — он вернулся на свое место напротив островка, обязательно встретившись с моим взглядом. — Его сегодня не было, да? У твоего отца.
Я сузила глаза до тонких щелок.
— Кто ты? Доктор Фил?
— Доктор... кто?
— Он психолог и ведущий ток-шоу, — я потянулась за своим стаканом. — Люди приходят на его шоу, доктор Фил немного заглядывает им в душу и бум, выкорчевывает и устраняет все их самые глубокие проблемы.
Лукас ухмыльнулся.
— Он красивый? Поэтому я напоминаю тебе о нем?
Смех забрался мне в горло и покинул меня прежде, чем я смогла его остановить.
— О Боже, нет.
Двусмысленная улыбка Лукаса спала.
— Ох.
— Я имею в виду, что ты красивый, — почувствовала я необходимость уточнить. И тут же пожалела об этом. — Объективно. Для людей вокруг. Не субъективно, как для меня. Ты объективно красив, я... полагаю.
— Ты... полагаешь? — губы Лукаса сжались. — Мне кажется, что где-то здесь есть комплимент, но мне трудно его найти.
Если бы ты только знал, подумала я. Но вместо этого я сказала: — Дело в том, что я, похоже, часто использую тебя в качестве опоры. Мы знакомы всего сколько? День? А ты знаешь обо мне больше, чем большинство людей, которые были в моей жизни годами, — я пожала плечами. — Вот почему я сравнила тебя с ним.
Его улыбка вернулась.
— Быть использованным красивыми женщинами — это то, против чего я нисколько не возражаю.
Красивыми женщинами.
Мое сердце сделало самое глупое, самое дурацкое сальто.
Я вернула бокал к губам, чтобы выиграть немного времени, пытаясь сосредоточиться на женщинах, во множественном числе, а не на женщине, как на мне, Рози. Хотя какое это имело значение? Это был Лукас Мартин, и после сегодняшнего вечера нас ничто не связывало вместе. Не тогда, когда Лины не было в Нью-Йорке, чтобы у нас был повод снова встретиться, и уж точно не тогда, когда через полтора месяца он прыгнет в самолёт и покинет страну. Континент. Поэтому не имело значения, обращался он ко мне или нет.
— Итак, мой брат, — сказала я, возвращая разговор на более безопасную почву, — даже не пришел. Он отшил меня. Опять.
Лукас кивнул.
— Он сказал, почему?
— Не сказал. Он больше никогда ничего мне не говорит, — я потянулась за салфеткой, чтобы хоть чем-то занять руки. — И в этом вся проблема. Я просто... не знаю, что с ним. Как будто я больше не знаю его, как будто он больше не хочет, чтобы я была в его жизни, — я покачала головой, сжимая ткань между пальцами. — И это делает меня невероятно грустной.
Я подняла глаза на Лукаса и увидела, что он внимательно смотрит на меня, пережевывая последнюю порцию еды.
— А твой отец?
— Он, наверное, винит себя. Ему кажется, что он мог бы что-то сделать, если бы остался в городе, — я бросила салфетку рядом со своей тарелкой и снова потянулась за вином. — Вот почему я всегда прикрываю его. Говорю папе, что он занят. Что у него новая работа. Что он живет своей жизнью. Что он взрослый и мы должны дать ему возможность расти самостоятельно. Но я не уверена, что сама в это верю, — я выпила содержимое своего стакана. — Я думаю, есть что-то, чего он нам не говорит. Что-то, что он скрывает от меня.
Лукас кивнул, на мгновение отведя взгляд.
— Как ты думаешь, что это может быть?
Закрыв глаза, я покачала головой.
— Я не знаю, Лукас, — я снова перевела взгляд на него и заставила себя улыбнуться. — Видишь? Вечер с двумя бокалами.
Лукас молчал несколько секунд, казалось, погрузившись в размышления. Потом он сказал: — Иногда мы скрываем что-то от тех, кого любим, по причинам, которые даже сами не понимаем.
И по какой-то причине, которую я не могла объяснить, его слова прозвучали как признание.
Он продолжил: — Дай ему немного времени. Он сам поймет, насколько изолирующими могут быть секреты.
Немного потерявшись в тенях, пересекающих его выражение лица, я не сразу ответила.
— Надеюсь, вы правы, доктор Фил.
Сдвинувшись на своем месте, я вспомнила, что я не единственная в этой комнате, у кого был странный день.
— Я, наверное, пойду. Ты, наверное, устал после самых странных двадцати четырех часов в твоей жизни.
Он захихикал, возвращаясь к своему легкомысленному настроению.
— Я бы не сказал, что они были странными, — признался он.
Я бы тоже так не сказала, подумала я. Но я ничего не ответила и вместо этого поднялась на ноги, пара бокалов вина, которые я выпила за несколько минут, сразу же долетели до моей головы и заставили меня пошатнуться на самую маленькую секунду.