Лукас так и не ответил. Он просто сказал: — Хватит меня отвлекать, возвращайся к делу, Рози. Мы одолели две постыдные истории, а песни все еще нет.
12. Лукас
— Разве это не очередной саундтрек к фильму? — спросил я, когда мы возвращались домой из магазина.
Рози хмыкнула, уставившись на пластинку в своих руках.
— Вроде того, но эта отличается.
— Отличается, — выхватив пластинку из ее рук, я внимательно осмотрел ее. «Dancing Queen» группы ABBA, сингл. Я развернул альбом. — Не слишком ли это... песня для девичника, чем для свидания?
— Экспериментального свидания, — пробормотала она. — И было либо это, либо «Ice Ice Baby» Vanilla Ice, классика хип-хопа.
Владелец торопил нас с закрытием магазина. И я не буду врать, я испытал некоторое облегчение от того, что она не выбрала Vanilla Ice. Ничего не имею против неё или ABBA, если уж на то пошло, но хип-хоп — это не то, что я себе представлял, когда просил ее выбрать нам саундтрек.
Она продолжила, бросив на меня скептический взгляд: — Ты что, не смотрел «Мамма Миа»? Эта песня — момент откровения Мерил Стрип. Она объединяет весь фильм. Я как-то читала статью о том, что это грустный трек, и там были очень хорошие аргументы, но... я не знаю... она всегда делала меня счастливой. Это больше, чем песня, под которую ты танцуешь.
Ее признания было достаточно, чтобы удовлетворить меня. На самом деле, осознание того, что она выбрала песню, которая что-то значит для нее, сделало немного больше, чем просто удовлетворило меня.
— Значит, ты одна из тех людей, да?
Она сузила глаза, и было трудно не улыбнуться.
— Каких людей?
— Одна из тех, кто одержим «Мамма Миа».
Рози, казалось, была возмущена моим вопросом.
— Это мюзикл и романтический шедевр, — она выхватила у меня пластинку. — Что тут может не понравиться, когда несколько историй любви превращаются в идеальный мюзикл? Ничего. Потому что это буквально невозможно не любить.
— Ладно, ладно, — я поднял руки вверх. — Это не совсем идеально подходит для того, что будет дальше, но мы просто должны с этим смириться.
Она бросила на меня быстрый взгляд, и я увидел, как в ее глазах зарождается вопрос.
— Спроси меня, Рози, — я улыбнулся про себя и вернул взгляд на тротуар, радуясь, что начинаю понимать все ее сигналы. — Всегда говори свое мнение рядом со мной.
Она подняла пластинку в воздух обеими руками.
— Что будет дальше и почему эта пластинка, — она держала ее перед своим лицом, — этот удивительный, выдающийся, опережающий свое время музыкальный шедевр не подходит для этого?
Смех выкатился из меня громким раскатом во второй или третий раз за сегодня.
Рози опустила пластинку, слегка нахмурившись.
— Что смешного?
Не было ничего смешного в том, как мне нравилось, что она заставляла меня смеяться вот так, и как она находилась в неведении.
— Ты даже не представляешь, — просто сказал я ей, заметив вдалеке дом Лины. — И ты скоро узнаешь, что мы будем делать.
Я ускорил шаг и, заметив, что она не поспевает за мной, оглянулся через плечо.
Рози стояла на дорожке и смотрела в мою сторону, нахмурив брови, со своими длинными ногами в туфлях, на которые мне было трудно не обращать внимания, и зелеными, как никогда, глазами в кожаной куртке, которая подчеркивала их.
— Я не знаю, как я отношусь к сюрпризам, — сказала она, но выражение ее лица говорило совсем о другом. Ей было любопытно. Она была взволнована. Я точно мог сказать. — Ты не можешь сказать мне сейчас?
— Нет, — я одарил ее ухмылкой и отвернулся. — Мое свидание, мои правила.
— Банальный и властный, — пробормотала она. — Я не думала, что такое возможно.
Из меня вырвался еще один смех, но за ним последовал еще один. Что-то, что требовало моего внимания. Но я покачал головой и сказал: — Я всё слышал!
Вернувшись в здание Лины, я остановил Рози и направился в сторону квартиры Адель. Я постучал в дверь соседки Лины, и не успел я поймать вопросительный взгляд Рози, как оттуда выглянула голова старушки.
— А, ты вернулся, — Адель одарила меня кривой улыбкой, прежде чем подвинуться, чтобы впустить меня в свою квартиру. — Я все думала, когда же ты его заберешь. Он там, где ты его оставил.
— Спасибо, hermosa(исп. красавица), — сказал я Адель, проскальзывая внутрь и хватая коробку, которую я оставил здесь несколькими часами ранее. Теперь, когда я узнал, что Матео, с которым она иногда меня путала, был латиноамериканцем, я обязательно говорил несколько фраз по-испански, когда видел ее или приходил проведать. — Eres la mejor(исп. вы самая лучшая), — она действительно была лучшей. — Повеселитесь со своей дочерью позже, хорошо?
Лицо Адель засветилось, когда она ответила: — Обязательно, — она посмотрела на Рози и добавила: — Повеселись и ты, маленький негодник.
Усмехнувшись, я вернулся к ошарашенной Рози и увидел, что она неподвижно моргает.
— Не могла бы ты позаботиться о двери?
Рози долго смотрела на меня, пока я держал в руках тяжелую картонную коробку, а потом резко начала действовать.
— Да! Конечно, да. Дверь.
Я последовал за ней в квартиру, захлопнув дверь левой ногой. Я слишком поздно понял, что это была плохая идея, когда мое правое колено подкосилось.
— Лукас! — позвала Рози, подбегая ко мне. — О Боже!
Поморщившись, но быстро восстановив шаг, я попытался списать все на пустяк, но Рози уже держала другую сторону коробки.
Не было смысла что-то отрицать, поэтому я повторил свои слова, сказанные в ту первую ночь: — Хороший улов, Рози, — я указал головой налево и добавил: — Давай поставим её там, рядом с телевизором. Думаю, там есть свободная розетка.
Как и было велено, мы вместе двинулись и поставили её на пол.
Рози сделала шаг назад, но не слишком далеко.
Открыв коробку под ее восторженным взглядом, я извлек предмет, который постарался оставить с Адель, чтобы Рози не заметила.
— О, — тихо произнесла Рози. — О.
Я поднял на нее глаза, заметив, как ее губы сложились в букву «О».
— Он выглядит немного побитым, — признал я через мгновение. — Но женщина, которая мне его продала, поклялась, что он работает.
— Ты купил его? — спросила она. — Для мен... Для эксперимента?
— Конечно, — включив старый проигрыватель в розетку, я выпрямился и сделал шаг назад, чтобы полюбоваться своим приобретением. — Это была судьба, правда. Я гулял по городу и нашел женщину, которая продавала кучу вещей из своего подвала, прямо на пороге. Я приобрел это всего за несколько баксов и за услугу.
— Что за услуга?
Я взял пластинку ABBA с журнального столика, где Рози, должно быть, оставила ее, чтобы помочь мне донести коробку.
— Ей нужно было помочь передвинуть комод. Комод, о котором женщина забыла упомянуть, весил как слон.
Рози издала странный звук.
— Ты пошёл в дом незнакомки? Только потому, что она попросила тебя об услуге?
Пожав плечами, я опустился на колени перед проигрывателем.
— На самом деле это был ее подвал.
Она шумно вздохнула.
— Лукас. Ты не можешь... Ты не можешь так делать.
Я положил пластинку на тарелку.
— Почему нет? Она попросила меня помочь ей. А взамен я бы получил проигрыватель.
— Что если... Что если она просто заманивала тебя внутрь? Чтобы зарубить тебя топором. Или продать твои органы. Это Нью-Йорк, Лукас. Соотношение сумасшедших на квадратный фут слишком велико для этого. Особенно, если в ход идет слово «подвал».
— Мило, — сказал я, а она только моргнула.
Но это было мило, что она взволновалась из-за возможности того, что меня могли убить.
— Хорошо, Розалин Грэм, — я подошел к ней ближе, и она откинула голову назад. — Сними обувь.
— Что? — пробормотала она. — Зачем?
— Потому что мы не можем танцевать с тобой на этих сексуальных каблуках, не беспокоя соседей снизу.