Ситуация с моим писательством, Лукасом, братом, и даже отцом. Полный беспорядок, который был в моей жизни. Какой же я была лицемеркой, требуя правды, когда я только и делала, что хранила секреты. Все это было... слишком.
Я стояла там с запиской в руке, когда услышала свое имя.
Лукас стоял посреди студии, примерно в десяти футах от меня. В одной руке он держал одеяло, а его волосы торчали во все стороны.
Вызвав улыбку, на которую я только была способна, я сказала: — Прости, что разбудила тебя.
— Я просто отдыхал, — он моргнул несколько раз, как будто желая вернуть себя к жизни. Его глаза блуждали по моему лицу. — Что случилось? Твой отец...
— Нет. С папой все в порядке, — я пожала плечами, делая то, что мы, Грэхемы, делали лучше всего. Прятали все, что было не так. Легче было все проглотить. — Ничего не случилось, Лукас.
Он замолчал на долгий миг, глядя на меня. Я знала, что он делал. Он беспокоился, думал, как сделать так, чтобы мне было лучше. Возможно, он думал, не разрыдаюсь ли я снова.
И тот факт, что он делал все это, приводил меня в бешенство. Лукас делал так много. А я ничего ему не давала. Только компанию человека, который много болтает без дела.
В тот момент я поклялась, что сделаю что-нибудь для Лукаса Мартина. Что-то, что сделает его счастливым.
— Эй, Рози?
Я вздохнула.
— Да?
Он смотрел на меня с чем-то, что очень напоминало ту интенсивность с нашего экспериментального свидания, но по-другому. Яростнее. Мягче.
— Хочешь обняться? — предложил он.
Он был таким хорошим человеком. Но я бы не стала снова срываться перед ним после того, как он так много сделал.
— Нет. Все в порядке. Я в порядке, — прошептала я.
Он молчал несколько секунд. Потом он сказал: — Может быть, ты все-таки подаришь мне одно объятие? Может быть, я тот, кому это нужно.
Я сглотнула, желание сделать шаг вперед и наброситься на него охватило меня. Но я не сделала этого, потому что знала, что он делает. Это было ради меня, а не ради него.
Лукас понял это, потому что он сделал то, перед чем я не смогла бы устоять: — Я очень скучаю по Тако сегодня. Так что объятия мне бы очень помогли, — его голос был таким глубоким и нежным, таким мягким. — Можно мне одно объятие, Рози?
И как бы я ни понимала, что эти объятия были для моего блага — потому что я, должно быть, выглядела так, будто вот-вот разойдусь по швам, — он все равно сумел сделать это так, будто я отдам ему что-то ценное, если скажу «да». Как будто я разобью его сердце, если откажу ему в этой единственной вещи.
— Хорошо, — услышала я свои слова. В тот же миг я с пугающей уверенностью поняла, что никогда не смогу посмотреть Лукасу в лицо и не дать ему то, о чем он меня попросит. — Только если тебе это так нужно.
Ему не потребовалось времени, чтобы преодолеть несколько футов между нами и обнять меня.
Я снова зарылась лицом в его грудь. Но на этот раз я позволила себе прильнуть к нему. Полностью. Я дала себе зеленый свет, чтобы сдаться. Я вдыхала его запах и наслаждалась тем, каким теплым, большим и твердым он был рядом со мной. Я взяла от него столько силы, сколько он был готов мне дать. И я представляла, что его объятия, его тело — моя безопасная гавань. Он был моей нормой. Моими плохими днями и хорошими. Он был моим каждым днём.
— Спасибо, Рози, — я скорее почувствовала, чем услышала, как заурчала его грудь при этих словах. — Теперь я чувствую себя намного, намного лучше.
Я крепко обхватила его торс, чувствуя каждый мускул, каждую косточку под ним, каждый дюйм теплой кожи под футболкой. Даже биение его сердца.
14. Рози
— «У Алессандро»? — спросила я, когда Лукас остановился перед пиццерией, расположенной прямо за углом дома Лины.
Как и в случае с нашим первым экспериментальным свиданием, Лукас устроил это свидание для меня. Он написал мне сегодня, чтобы я была готова к 9 часам вечера и готова, как он это назвал это, к «Испанскому ужину». Ожидая, что он пригласит меня в ресторан, я принарядилась. На мне была юбка-карандаш миди, легкий свитер, заправленный спереди, и черные кожаные ботинки.
Но мы были здесь. В пиццерии «У Алессандро».
Лукас перевел меня через дорогу, и теперь мы стояли перед единственным заведением в Нью-Йорке, меню которого я знала наизусть.
И оно было... закрыто. Даже металлические жалюзи были опущены.
Я нахмурилась.
— Ты уверен, что нам именно сюда?
Лукас посмотрел на меня через плечо.
— Да.
Хорошо.
— Но прежде чем мы войдем, — сказал он, доставая ключ из кармана своей куртки-бомбера, — я хочу убедиться, что все сделал правильно.
Я знала, что ему не нужно было проверять, потому что он все делал правильно. Казалось, он все так делал.
— Вторая фаза, — сказал он, пересказывая план, который я придумала. — Второе свидание. Обычно его недооценивают, но второе свидание — это когда любопытство перерастает в интерес. Ты исследуешь искру, которую почувствовал на первом свидании.
Искру.
Я отвела взгляд, чувствуя, как тепло поднимается по шее. У меня хватило наглости говорить о любопытстве, интересе или искре, когда я начинала чувствовать гораздо больше, чем просто это. Если бы мы с Лукасом — наш эксперимент — были романтической книгой, я бы уже была на несколько страниц дальше этой фазы. И это постепенно начало проявляться в моих писательских сессиях. В голове было не так пусто, а в груди не так тяжело от давления, и вместо того, чтобы беспокоиться о том, что у меня закончится время и я стану неудачницей, я стала мечтать о Лукасе, превращая эти мысли в слова на странице. Однако правда заключалась в том, что время все еще шло, Лукас уедет через три недели, а у меня было пять недель до крайнего срока, и я все еще была далека от того, чтобы что-то — хоть что-то — отправить своему редактору.
Пальцы Лукаса добрались до моего подбородка, и он повернул мое лицо в сторону и поднял вверх. Он встретился с моим взглядом.
— Никаких отговорок, Рози, — выражение его лица было таким, как будто он не говорит ничего лишнего. — Ты все еще хочешь сделать это?
Не о чем было думать, когда он так смотрел на меня. Вся решимость отражалась в его взгляде.
— Да.
Эта медленная улыбка вырвалась на свободу, заставив мои колени немного задрожать. Неизбежно, я ответила ему своей собственной.
— Вот она, — сказал он, его пальцы все еще лежали на моем подбородке, а глаза опустились к моим губам. — Deslumbrante. Como el mismo sol(исп. Ослепительна. Как и само солнце).
И мое сердце забилось так, словно играло на чертовых литаврах.
Неважно, что я не понимала слов, которые он говорил по-испански.
Неважно, что до него я никогда не любила акценты.
Это был Лукас, и этого, казалось, было достаточно.
— Что это значит?
— Это значит, что я надеюсь, что ты голодна.
Я нахмурилась, сомневаясь в точности перевода. Но прежде чем я успела пожаловаться, он отошел и занялся системой безопасности ворот, и вид его спины — его задницы, в частности, — когда он встал на колени и потянулся, рассеял все, что я собиралась сказать.
Жизнь была очень несправедлива. Вдобавок к улыбке, он также должен был иметь отличную задницу. Ставлю на то, что моя полная коллекция книг Джейн Остин специального издания будет такой же упругой, как...
— Рози?
Мой взгляд метнулся к его лицу, и я увидела, что он смотрит на меня через плечо. Самая большая ухмылка, известная человеку, наклонила уголок его рта.
— Сообщи мне как закончишь пялится на меня.
— Что? — я вскрикнула, мой голос прозвучал пронзительно, пискляво и очевидно. Так очевидно. Я прочистила горло. — Я не пялилась тебя.
Лукас хмыкнул и встал, открывая стеклянную дверь и жестом показывая, чтобы я вошла первой.
— Я не против, знаешь? Мне нравится внимание, — он сделал паузу. — И мне приятно знать, что ты любительница задниц.