— Вот что это значило сегодня, — сказала она. — Когда ты сказал мне, что ушел из квартиры, чтобы я переоделась. Ты не хотел видеть меня бегающей в нижнем белье.
Я вспомнил, конечно же.
— Это было бы так плохо? Смотреть на меня? — в ее голосе было что-то такое, что мне не нравилось, как будто я причинил ей боль. Что-то, что я не мог вынести, но не знал, как это исправить.
Она снова потянула меня к себе, притягивая еще ближе к себе. Уничтожая мою сдержанность.
Теперь я чувствовал очертания ее тела — изгиб груди, впадину живота — напротив меня, подталкивая меня к самому пределу.
И когда она сказала: — Я хочу, чтобы ты открыл глаза, Лукас. Мне нужно, чтобы ты открыл их.
Мне нужно, чтобы ты открыл их.
Именно эта потребность убила меня, осознание того, что она нуждалась во мне, хотела, чтобы я сделал что-то для нее. Моя сила воли закончилась. Я уже давно перестал играть в благородного друга.
Моя сдержанность лопнула.
И я открыл свои чертовы глаза.
Мой взгляд купался в открывшемся передо мной зрелище. Рози, в одних трусиках, с локонами, обрамляющими ее прекрасное лицо, с пышными изгибами, которые звали меня. Прикоснуться к ней — не так, как я делал это в прошлом — и изучить ее. Чтобы мои руки неторопливо бродили по ее коже, пока не осталось ни одного сантиметра, который я не знал бы наизусть.
Она была великолепна. Сногсшибательная. Все что только может пожелать мужчина. И она смотрела на меня, словно ожидая, что я уйду, когда я готов на все, чтобы остаться.
— Рози, — сказал я после того, как перевел дыхание. — Если ты думаешь, что я не хочу этого видеть, значит, ты неправильно меня поняла.
Ее губы разошлись от удивления.
Удивления.
Я покачал головой, и, поскольку моя сдержанность исчезла, я, наконец, открыто позволил своему взгляду заполнить ее. Мои глаза пробежали по ее гладкой шее, по мягкому изгибу плеча и достигли выпуклости груди, едва сдерживаемой черным кружевным бюстгальтером.
Поскольку моя сдержанность исчезла, я также позволил себе прикоснуться к ней — наконец-то, черт возьми, наконец-то — обхватить ее талию руками, чувствуя под ними ее тепло и упругость, обхватить ладонями ее бока, чтобы я мог двигать ею, как мне заблагорассудится.
Дыхание Рози сбилось, и она обняла меня за плечи.
Мои руки двигались вверх, пока большие пальцы не коснулись ее груди.
— Ты думаешь, я не хочу их видеть? — кончики моих пальцев снова коснулись ее груди, прикосновение через кружево уже делало со мной безумные, сумасшедшие вещи. — Думаешь, я не хочу трогать тебя вот так?
Рози выгнула спину в ответ, придвигаясь ближе, и мой член дернулся в штанах от вида, близости ее тела.
— В тебе нет ничего, что я не хотел бы увидеть, — мои руки полетели к ее запястьям, мои пальцы обхватили их. Я поднес одно ко рту и сказал в ее кожу: — Ты — услада, Рози. Чёртова услада. Как мираж. Иллюзия. Какой мужчина в здравом уме не захочет увидеть тебя?
Рот Рози издал стон, который обратился к той первобытной части меня, которую я пытался сдержать сегодня вечером.
Без всякого здравого смысла я шагнул к ней и быстрым движением развернул нас, прижав ее к закрытой двери.
Я наклонился, убедившись, что мой рот находится близко к ее уху, и спросил ее: — Ты вообще реальна?
— Я реальна, — сказала Рози так задыхаясь, что это были едва слышные слова. — Можешь прикоснуться ко мне, если не веришь.
— Прикоснуться к тебе, — я застонал при мысли о том, что я действительно могу это сделать, не просто провести пальцами по ее коже, а действительно прикоснуться к ней, везде. Хочу это сделать. Я потянул Рози за руки вверх, прижав их над головой. — Не говори того, что не имеешь в виду, Рози. Не предлагай того, что потом захочешь вернуть.
Она снова выгнула спину, упираясь грудью в мою грудь.
— Я не захочу вернуть это.
Мои руки сжались на ее запястьях, когда я наклонился, и я прижался губами к ее коже, говоря: — Я хочу поступить благородно, Рози, — я уткнулся носом в ее волосы, глубоко вдыхая ее запах, как животное, которым я был. — Но мне очень трудно, когда я хочу делать с тобой только греховные вещи.
Ее грудь прижалась к моей, прежде чем она сказала: — Ты можешь быть и тем, и другим. Делать и то, и другое.
Нет.
— Помнишь, я говорил тебе, что не могу вести себя по-хорошему и по-плохому одновременно? — прохрипел я, наступая на нее и сильнее вжимая ее в дверь. Она кивнула головой, и я хмыкнул глубоко в горле. — Сейчас тоже самое. Если хочешь меня благородным, я отступлю. Заверну тебя в свой пиджак и отвезу домой.
Рози потянулась к моим запястьям, и когда я не сдался, она встретила мой взгляд и сказала: — Нет.
Это была потребность в ее глазах, то, как она вздрогнула от мысли, что я отстраняюсь, уничтожило эту последнюю нить и защелкнуло что-то внутри меня, что-то большее, дикое. То, что толкало зверя.
— Держи их здесь, — прорычал я, надавливая на ее запястья, чтобы они оставались над ее головой. Я сглотнул, не в силах обуздать себя. — Ты хочешь грешить, — сказал я ей, опуская руки вниз, раскрыв ладони и приготовившись. — Было бы это так просто, Рози, — мои большие пальцы провели по выпуклостям ее грудей, затем поиграли с возбуждёнными сосками над тканью кружевного лифчика, прежде чем снова спуститься вниз и добраться до края трусиков. Я перебирал тонкую ткань, мой пульс учащенно бился от мыслей, проносящихся в моей голове. — Я мог бы сдвинуть их в сторону и сделать тебе приятно. Трахать тебя своими пальцами.
Она задыхалась от удивления — и потребности, — и этот звук, образ раздвинутых губ Рози в наслаждении, которое я еще не успел ей доставить, заставил меня так напрячься, что у меня не было выбора, кроме как прижаться к ней. Я толкнулся бедрами прямо на нее, одним поспешным, жестким толчком, вырвав у нее еще один сдавленный стон.
— Ах, Рози, — прохрипел я снова, вцепившись в ткань ее нижнего белья, держась за последнюю капельку разума. — Что такой ангел, как ты, делает с таким, как я?
Задушенный, резкий звук вырвался из ее губ, прежде чем она прошептала мое имя: — Лукас....
— Рози? — знакомый голос прорезал мгновение. — Эй, Рози? Ты здесь?
Я выругался под нос, мое тело замерло вокруг ее тела.
Веки Рози сомкнулись, и я увидел на ее лице утрату. Утрату, с которой я боролся изо всех сил, пытаясь взять себя в руки, остудить то, что происходило в моей голове, груди, штанах.
— Эй? — снова послышался голос Лины, в голосе моей кузины явно слышалась тревога. — Господи, я уже везде искала.
Глаза Рози открылись, гримаса исказила ее губы.
— Я здесь! Я здесь! Эй!
Она посмотрела на меня, и я заставил себя улыбнуться ей самой простой улыбкой, на которую был способен. Затем я поцеловал ее в макушку.
— Наконец-то! — воскликнула Лина, ее голос приближался к кабинке. — Что случилось? Ты исчезла, и я не могла тебя найти.
Рот Рози открылся, но слов не последовало.
— Ты не видела Лукаса? — продолжала Лина. — Мы тоже не можем его найти.
Я видела, как Рози пыталась ответить. Потенциально объяснить, как она оказалась со мной в кабинке туалета. Чтобы объяснить, почему она была полуголой, а у меня было лицо голодного мужчины и выпуклость, давящая на мою молнию.
— Аарон тоже в уборной, ищет его, — добавила Лина.
Губы Рози продолжали подрагивать, и мне стало ясно, с чем у нее были проблемы. И что я должен быа сделать.
Покачав головой, я пробормотал: — Меня здесь нет.
Она нахмурила брови.
— Рози? — позвала Лина. — Ты там в порядке?
Я еще раз встряхнул ее.
— Да, — ответила Рози, отводя глаза. — Какой-то парень пролил на меня напиток. Я приводила себя в порядок.
— О нет, это отстой. Ты справилась или тебе нужно, чтобы я зашла и помогла...
— Нет! — крикнула Рози, все еще глядя куда-то влево от меня. — Все под контролем.