— А потом, — сказал он мне голосом, которого я никогда от него не слышала. Такой, который я никогда не забуду. — Я бы умолял тебя подарить мне один танец. Или два. Или каждый танец, пока не закончится ночь и не заболят наши ноги. А после этого я бы умолял тебя позволить мне забрать тебя к себе домой. В мою постель. В мое сердце.
Я почувствовала, как я отрываюсь и поднимаюсь в грозовое небо. Если бы не руки Лукаса, удерживающие меня.
Как будто почувствовав, он притянул меня ближе, начал двигаться под музыку, и в тишине мы танцевали. Мы кружились и раскачивались, его руки обхватили меня, и моя щека прижалась к его груди. И я поклялась, что в тот момент ничто, ни одна вещь в мире не могла отнять меня у него. Ни раскаты грома, ни вспыхнувший пожар, ни даже апокалипсис или Кинг-Конг, забравшийся на крышу здания, в котором мы находились.
Ни одна вещь.
Потому что я была в объятиях Лукаса, и я знала, насколько эфемерным был этот момент. Как скоро я потеряю это, его и его тело вокруг меня. У меня не останется ничего, кроме воспоминаний. Отпечаток, который исчезнет.
Наверное, поэтому, когда небо озарилось молнией, я не нашла в себе сил уйти. Чтобы отпустить его.
И когда тучи над нами сотрясались от раскатов грома, я оставалась в объятиях Лукаса.
Даже когда небо разверзлось и вода начала литься на нас, я не пошевелилась, чтобы покинуть его объятия.
Грудь Лукаса сотрясалась под моим лицом от смеха и проклятий.
— Ради всего святого.
Я покачала головой, мои руки крепче сжались вокруг его талии.
— Мне плевать на дождь.
— Ты промокнешь, Рози. Мы должны идти.
— Нет, — сказала я ему, подняв голову, чтобы он мог видеть мое лицо.
— Все хорошо. Я не хочу уходить.
Раздался еще один раскат грома, как будто небо пыталось доказать свою точку зрения.
Не раздумывая, Лукас снял куртку, как мог, обхватив меня руками за талию, и поднял ее над моей головой. Он встретил мой взгляд.
— Рози, пожалуйста. Ты заболеешь. Ты не можешь заболеть, а как же твоя книга? Твой дедлайн меньше чем через три недели. У тебя мало времени. Давай я отвезу тебя домой.
И вот он снова украл моё сердце. Поставил меня на первое место. Делая еще более невозможным для меня не любить его так, как я любила.
— А как же ты? — я покачала головой, чувствуя, как мои волосы прилипли к щекам, потому что с куртки над моей головой теперь тоже капала вода. — Что, если я тоже хочу заботиться о тебе?
Лукас сглотнул.
— Что, если ты важен для меня, Лукас? — сказала я ему, потому что так оно и было. Ему нужно было это услышать. Я положила ладони ему на грудь и очень медленно сказала: — Что, если я тоже хочу быть человеком, которому ты позволишь заботиться о себе?
Выражение Лукаса изменилось. Как будто он не мог осмыслить мои слова.
Возможно, поэтому я продолжила: — Ты всегда присматриваешь за мной, заботишься обо мне. Помогаешь мне, — я видела, как его глаза закрываются, как он качает головой. — Ты даешь мне все, не прося ничего взамен. И я... я тоже хочу дать тебе что-то. Я хочу дать тебе все. Я хочу, чтобы ты тоже хотел этого от меня, — я почувствовала, что моя грудь вздымается, сердце колотится, осмеливаясь задать вопрос, который, я знала, не должна задавать. — Ты хочешь этого от меня, Лукас?
Лукас уставился на меня так, словно мои слова были ничем иным, как ударом в грудь. Как будто я только что ударила его, ударила и ошеломила. Он молчал, я видела, как вода струйками стекает по его лицу и собирается у челюсти.
— Ты понимаешь, что я говорю, — сказала я, все, что так тщательно скрывала. — Конечно, понимаешь, и именно поэтому ты так смотришь на меня.
В его челюсти запульсировал мускул.
Никакого ответа.
Мои руки упали на бока в знак поражения.
— Ну, это на моей совести, — пробормотала я. — Мы пообещали, что между нами ничего не изменится, но я позволила себе это. Мне... мне жаль, что я так поступила, Лукас.
Я повернулась и собрала наши вещи на скамейке, отвернув лицо, чтобы он не увидел, какой дурой я себя чувствовала. Как много скрывалось под моим признанием. На сколько кусочков он разбивал мое сердце.
— Рози, — его пальцы обхватили мое запястье.
Я покачала головой.
— Все в порядке.
Он повернул меня к себе. Вода капала с его волос, падая на лицо.
— Ты плачешь, Рози, — с его губ сорвался какой-то звук, и он снова потянул меня к себе, желая притянуть к себе. — Ángel, por favor(исп. ангел, пожалуйста). Не плачь. Не делай этого со мной.
— Я не плачу, — солгала я. — Это просто дождь. Я в порядке.
Его пальцы обхватили мою челюсть, и он поднял мою голову вверх, пока я не встретилась с его взглядом.
— Ты лжешь. Ты плачешь, и это разбивает мне сердце, — сказал он отчаянным голосом. — Рози, preciosa(исп. красавица), — он придвинулся ближе, как будто не мог удержаться. — Скажи мне, что делать, чтобы ты не плакала.
Я пыталась держать это в себе. Не выпускать наружу, но эта Рози, эта preciosa, сделала своё дело.
И все просто... вырвалось наружу.
— Я хочу, чтобы ты хотел меня, — сказала я, и, Боже, как отчаянно было умолять о чем-то подобном. — Хотел так, как я хочу тебя. Потому что эти проблески того, кем мы могли бы быть, убивают меня, Лукас. Вот почему я плачу, потому что я расстроена, опустошена тем, что не могу получить тебя.
Лукас был неподвижен. Он оставался неподвижным под дождем, но только тогда, когда прозвучали мои последние слова, все его тело ожило. Как спичка, брошенная в огонь, что-то ожило внутри него.
Он притянул меня ближе.
— Ты думаешь, что не можешь получить меня? — его дыхание упало на мой рот. — Это из-за меня у тебя по лицу текут слезы?
Мое сердце сдалось.
— Я плачу, потому что мы просто друзья, потому что все это не реально. Потому что, возможно, я для тебя только соседка по комнате. Ро. Грэм.
Его ладони легли на мои щеки, обхватив мое лицо, и я почувствовала, как они дрожат, трепещут. Вдалеке раздался еще один раскат грома.
— Рози, — сказал он. И звук моего имени сравнялся с раскатами грома в небе. — Каждый раз, когда я называл тебя Грэм, я делал это, чтобы напомнить себе, что мне не позволено хотеть тебя так, как я хочу. Каждый раз, когда я приглашал тебя на свидание, мне приходилось говорить себе, что это было частью соглашения. И каждый раз, когда я говорил, что хочу быть твоим лучшим другом, я хотел лишь взять от тебя столько, сколько ты сможешь мне дать.
Весь воздух в моих легких покинул мое тело.
— Если тебе что-то нужно от меня, тебе нужно только попросить, — Лукас прижался лбом к моему лбу, его дыхание теперь покидало его с трудом. — Разве ты не видишь, что я переверну мир, чтобы обеспечить все, что тебе может понадобиться? Разве это не очевидно?
— Ты не можешь так говорить. Ты...
— Я говорю это всем своим существом.
Борясь с собственным страхом, с уверенностью, что этого не может быть на самом деле, потому что как это может быть? Я сказала: — Если это так, если ты действительно это имеешь в виду, тогда я хочу, чтобы ты поцеловал меня, Лукас.
В одну секунду руки Лукаса обхватили мою челюсть, а в следующую они скользнули за мою голову, в локоны влажных волос.
Его губы захватили мои, словно он боролся за свой последний вздох, словно дождь, падающий вокруг нас, предвещал конец света. Лукас целовал меня так, словно это был наш первый и последний поцелуй, словно это был единственный шанс дать мне то, о чем я его просила. И это должно было меня насторожить, но мне было все равно. Мне было все равно, когда его рот прижался к моему, раздвигая мои губы и пожирая их. Поглощая меня.
Его тело прижалось к моему, одна из его рук опустилась на мою шею и проследовала вниз по позвоночнику, пока не обвилась вокруг моей спины. Он застонал, когда я подалась вперед с готовностью, без какого-либо сопротивления, потому что как я могла сопротивляться, когда его пальцы раскинулись по моей спине, крепко прижимая меня к нему, его бедра вдавились в мой живот, мои груди прижались к его груди.