24. Рози
На обратном пути в квартиру никто не произнес ни слова.
Олли смотрел в окно, его голый торс был прикрыт пальтом Лукаса.
Я сидела между двумя мужчинами, взяв под руку своего брата. А Лукас, лицо которого не выражало никаких эмоций, крепко держал меня за руку. Как будто это я нуждалась в поддержке.
Я, когда это он лежал на земле. Я, когда ему было больно. Больно из-за меня.
Я чувствовала себя такой виноватой, что едва могла дышать. Вероятно, именно поэтому я перешла в режим управления в тот момент, когда мы наконец вошли в студию Лины, чтобы провести там последнюю ночь. Потому что я не могла позволить себе слишком много думать.
Я затолкала брата в ванную и заставила его принять душ. Когда он вышел, я сделала то же самое с Лукасом. Я взяла предложенные Лукасом спортивные штаны и толстовку с капюшоном и сунула их в руки Олли, проконтролировав, чтобы он переоделся в теплую одежду. Я приготовила чай. Достала из шкафа одеяла и положила их на подлокотник дивана, готовая укутать в них мужчин, если они замерзнут. Затем я положила лед в полотенце для Лукаса, не имея понятия, поможет ли это. После чего я отправилась на поиски обезболивающего. Так как это был не мой дом, я не знала, где Лина могла их хранить.
— Что ты ищешь? — спросил Лукас, когда я присела на кухонный пол, все еще одетая в платье.
— Что ты делаешь, Лукас? — ответила я. — Возьми лед и сядь, пожалуйста.
— Нет, пока ты не скажешь мне, что ищешь.
— Я ищу обезболивающее. Для тебя, — отодвинув большую кастрюлю в сторону, я вздохнула. — Я искала везде: в ванной, в ящиках… Я понятия не имею, есть ли они у Лины.
— Рози, — сказал Лукас, и его голос заставил меня поднять глаза. Он не выглядел счастливым, что, думаю, было неудивительно, учитывая обстоятельства. — Там нет обезболивающих. Только кастрюли.
— Ты прав, — сказала я, вставая и чувствуя, как все еще влажная ткань скользит по моим ногам. — Вниз по улице есть аптека. Она должна быть открыта.
— Ты никуда не пойдешь, — просто сказал он. — Ты останешься на месте. Со мной. Снимешь это платье и тоже примешь в душ.
— Но…
Он двинулся вперед, подходя ко мне очень близко. Он заправил прядь волос мне за ухо.
— Это не улица с односторонним движением, Рози. Ты заботишься обо мне, а я забочусь о тебе. Мы заботимся друг о друге. Мы — команда.
— Команда, — вздохнула я, мои веки закрылись.
Он провел большим пальцем по моей челюсти так мягко, что я едва почувствовала это.
— Да. Так что иди в душ и переоденься в сухую одежду. Я присмотрю за Олли.
Боясь выпалить о том, какой он хороший и как сильно я его люблю, я просто кивнула.
По пути в ванную я попыталась успокоить свой пульс, все противоречивые эмоции грозили вырваться наружу. Чувство вины и благодарность. Любовь и ужасающий страх, что мое сердце будет разбито.
Приняв душ, высушив волосы полотенцем и переодевшись в пижаму, я открыла дверь ванной и увидела Олли, завернутого в одеяло на одном углу дивана, и Лукаса, сидящего на полу, прислонившись спиной к противоположной стороне.
Он прижимал пакет со льдом к колену, и когда наши взгляды встретились, его глаза потеплели. Затем, пока я стояла там в своих шортах для сна, он посмотрел на мои голые ноги, и это тепло превратилось в жар.
Несколько часов назад подобный взгляд заставил бы меня трепетать, надеясь на большее, но теперь все это… испарилось. Потому что я испортила сегодняшний вечер. И я ненавижу это. Ненавижу то, что по моей вине ему было больно.
— Иди сюда, — сказал Лукас, похлопывая по диванной подушке у себя за головой. — Я спрашивал Олли, что нам следует посмотреть.
Я вздохнула.
— Уже так поздно, Лукас, я…
Однако прежде чем я успела как следует пожаловаться, губы Лукаса скривились, одарив меня отвлекающей улыбкой.
— Нам всем нужно расслабиться, отвлечься от сегодняшнего вечера. Я бы что-нибудь приготовил, но…
— Нет, — я инстинктивно бросилась вперед. Просто чтобы он не сдвинулся с места. — Никакой готовки или чего-либо, что подразумевает для тебя быть на ногах. Сиди на месте.
Он улыбнулся шире, и, черт возьми, трудно было не чувствовать себя хорошо, видя эту улыбку.
— Думаю, он прав, Рози, — сказал мой брат.
— Вы двое ополчились на меня? — вздохнув, я остановилась перед Лукасом. — Почему бы тебе не занять диван? Там достаточно места, чтобы ты мог вытянуть ногу.
Он покачал головой.
— На полу тоже отлично.
Я пригвоздила его взглядом.
И вместо того, чтобы бороться со мной из-за этого, вместо того, чтобы попытаться сказать что-то, что убедило или заставило бы меня почувствовать себя лучше, он положил ладонь мне на бедро. И медленно, очень медленно, сжал. Подушечки его пальцев касались моей голой кожи, и везде, где наша кожа соприкасалась, становилось тепло. Интенсивное осознание распространилось, путешествуя по всем частям моего тела.
Лукас оставил свою руку на мне и посмотрел прямо мне в глаза. Его челюсть сжалась, черты лица стали серьезными.
— Не заставляй меня вставать на ноги и самому поднимать тебя, ángel, — и я знала, что он говорил серьезно. — Потому что я отнесу тебя на диван, если придется.
Боже, этот мужчина.
— Ладно, — смирилась я.
Его рука опустилась с моего бедра, и в то же время с его губ сорвалось одобрительное ворчание.
Решив не обращать внимания на то, как этот тихий звук подействовал на меня, я плюхнулась на диван, наблюдая, как Лукас переместился так, чтобы его плечи и голова оказались у меня между ног.
Он обхватил мою голень рукой, которая не держала лед.
— Теперь на полу не просто отлично, — тихо сказал он. — А идеально.
Я рассмеялась, втайне проклиная его за то, что он думал, будто может говорить такие вещи, словно это ничего не значит. Как будто это не должно было вызвать у меня желание вскочить с дивана и устроиться у него на коленях.
— Фасолинка? — позвал мой брат с другой стороны дивана.
Я посмотрела на него.
— Да, Олли?
— Почему мы у Лины дома?
— Это немного длинная история. Завтра я уже возвращаюсь обратно в свою квартиру.
Лукас ткнул меня в колено головой, и моя рука бессознательно потянулась вдоль бедра, остановившись, когда кончики пальцев коснулись его волос. Скользнув по ним, я рассеянно откинула назад несколько прядей шоколадного цвета.
— После того, как я отвезу тебя к папе, — добавила я, с бесконечным удовольствием наблюдая, как голова Лукаса склонилась набок от моего прикосновения. — Я сяду с тобой на поезд до Филадельфии, а потом вернусь в город.
— Хорошо, — согласился Олли без возражений. И это принесло мне такое облегчение, что я едва сдержалась, чтобы не расплакаться. — Я уже сказал твоему парню, пока ты была в душе, но… прости, что испортил тебе вечер, — продолжил он, и мужчина, сидевший на полу между моих ног, тот, чья голова покоилась на моем бедре, а рука сжимала мою лодыжку, не произнес ни слова в ответ на то, как назвал его мой брат. Даже не напрягся и не вздрогнул. Олли продолжил: — Я задолжал тебе объяснение, Рози. За то, что был идиотом и втянул тебя сегодня в мой бардак. Потому что, если бы ты пришла одна, Джимми…
— Но она этого не сделала, — оборвал Лукас моего брата. — И это то, что имеет значение.
— Это правда. И я знаю, что ты сожалеешь, Олли, — ни в моей голове, ни в сердце у меня не было сомнений по этому поводу. Олли было жаль, и все это мучение еще долго будет давить на него. — Но мне нужно знать, что случилось, что бы это ни было.
Олли кивнул, замолчав так, что я думала, он ничего не скажет, но потом он продолжил.
— Есть одна девушка, Лекси. На самом деле все началось с нее, — он покачал головой, и этот жест почему-то напомнил мне о том, как сильно он изменился. Насколько старше он выглядел сейчас. — Это было пари. Я пытался произвести на нее впечатление, и... это оказалось весело. Веселее, чем я думал. И деньги были хорошие. Всё, как бывает в кино, — он горько усмехнулся. — Я заработал достаточно, чтобы захотеть вернуться на следующую ночь. Но именно из-за нее я возвращался туда каждую ночь после этого. Чтобы присматривать за ней.