Она кивнула, ее глаза опустились на мой кулак и снова поднялись к моему лицу.
Я почувствовал, как скалю зубы, как зверь, который освобождается, вырывается и выскальзывает из поводка.
— Расстегни эту рубашку, — приказал я, и она так и сделала, сильно потянув за вырез своей рубашки. Так сильно, что две верхние пуговицы оторвались и упали на пол, обнажив хлопковый бюстгальтер. Я издал стон отчаяния при виде этого зрелища. — Верни руку к своей груди.
Она сделала это, и мой пульс ускорился, член запульсировал в моем кулаке.
Рози захныкала, сжимая свою грудь ладонями, не переставая смотреть на меня.
— Тебе тоже больно, Рози, — я выдохнул через нос, пробегаясь глазами по ее телу и упиваясь нуждающимися движениями, желая выбраться из этого душа. — Тебе больно, а мы не можем этого допустить.
Она кивнула, и я сглотнул, желая, чтобы это моя рука была на ее груди. Мои пальцы на ней. Мой язык на этом розовом соске, который мне нужно было увидеть.
Мой голос понизился, когда я заговорил дальше.
— Сними лифчик, — и превратился в не более чем хрип, когда я продолжил: — Дай мне посмотреть на тебя, preciosa.
Вид ее груди, когда она стояла там, тяжело дыша в полурасстегнутой рубашке, мог бы поставить меня на колени, но вместо этого он сломал что-то другое. Мою сдержанность держаться подальше. Держать себя в руках.
Стиснув зубы, я одной рукой открыл дверь душа, а другой дразнил свой член. Ее взгляд снова опустился, и она всхлипнула.
— Сделай так со своим соском, Рози. Ладонью, потом пальцами.
Рози сделала, как было велено, и снова застонала. Она на мгновение закрыла глаза только для того, чтобы снова открыть их и устремить на меня с голодом, который, как я знал, отражал тот, что был запечатлен на моем лице.
— Этого недостаточно, — проворчал я.
Я шагнул вперед, готовый выйти из этого душа и трахнуть ее на полу, как чертово животное, забыв все причины, по которым я не должен этого делать. Но Рози двинулась в это же время, отчаянная потребность изливалась из нее, когда она сбросила обувь и направилась в мою сторону, присоединяясь ко мне под струей воды, намочившей ее одежду. Ее ладонь легла мне на грудь, и у меня перед глазами вспыхнул красный цвет.
Одним быстрым движением я прижал ее спиной к скользкой плитке. Затем я наблюдал, как она расстегивала молнию на джинсах, обнажая белое кружево трусиков.
Рычание сорвалось с моих губ, и я инстинктивно сжал руку.
— Ты хочешь смотреть, Рози. Тогда ты можешь смотреть на меня вблизи, — выдохнул я, грубо двигая кулаком по моей пульсирующей длине. — Если хочешь, чтобы я направлял тебя, тогда просунь эти пальцы внутрь себя, пожалуйста. Пожалуйста. Скользи ими прежде, чем это сделаю я.
Повинуясь, она запустила руку в трусики. И, о, стон, сорвавшийся с ее губ, подвел меня так близко к оргазму, что я почувствовал, как с меня капает предэякулят.
— Подразни свой клитор, подразни его так, как это сделал бы я, — убеждал я ее, едва узнавая собственный голос, ее рука и моя рука настойчиво двигались. — Ah, preciosa, вот так.
Звук нашего дыхания заглушал воду, льющуюся на нас сверху, и я не мог удержаться от того, чтобы подойти ближе, я не мог удержаться от того, чтобы моя рука поднялась к ее шее, очень нежно сжав ее горло.
— Всё хорошо? — спросил я ее, очень внимательно наблюдая за ее лицом. — Скажи мне, если нет.
Она коротко кивнула, как будто не была способна на большее.
— Да. Боже мой, да.
Наши движения стали более быстрыми, более отчаянными, наши бедра двигались так, как будто мы трахали друг друга, а не наши собственные руки.
— Лукас? — у нее перехватило дыхание. — Я собираюсь кончить, о Боже. Я… Лукас.
Я прижался своими бедрами к ее бедрам, лишь слегка усилив давление своих пальцев на ее горле, сдерживая себя, пока она не кончит.
— Давай, Рози, — прорычал я, отпуская свой член и накрывая ее руку своей. — Как я фантазировал с Хэллоуина. Оседлай наши пальцы и кончи для меня.
Она кончила с громким стоном, как я и хотел, и на моих глазах ее веки затрепетали, а все тело задрожало. И когда ее рука обмякла от накатившей на нее волны удовольствия, я заменил ее своей рукой, доводя до оргазма.
Мой лоб прижался к ее лбу, и я подождал, пока она снова откроет глаза, чтобы возобновить своё собственные удовлетворение. Она облизнула приоткрытые губы, когда я толкнулся в свою руку, грубо, так грубо, как я никогда не делал, мой позвоночник напрягся, все внутри сжалось, доводя меня до предела.
— Вот что ты со мной делаешь, Рози.
Ее руки легли мне на плечи, переместились к грудным мышцам, ее ногти царапнули мою кожу вниз по животу.
Я с шипением выдохнул, отчаянно сжимая кулак, не осталось ничего, кроме потребности.
— Могу я кончить на тебя, Рози, ángel, пожалуйста?
— Да, — выдохнула она. — Да.
Рози задрала рубашку, расстегивая остальные пуговицы, и я еще раз погладил свой член, прежде чем кончить. С хриплым стоном я кончил на ее гладкую кожу, сжимая кулак до последней капли. Желая, чтобы я был внутри нее. Желая, чтобы это продолжалось часами, днями.
— Рози, — выдохнул я, упираясь в стену за ее головой, чувствуя, как мой член все еще пульсирует от оргазма, и, наблюдая, как вода смывает мою сперму с ее живота. — Estoy a tus pies. A tus pies, preciosa(исп. я у твоих ног. У твоих ног, красавица).
Мы долго стояли под струей, прижавшись лбами друг к другу и тяжело дыша, пока, в конце концов, я не выключил воду и, не сказав больше ни слова, подхватил ее на руки. Моя нога болела, и Рози заметила это, требуя, чтобы я поставил ее на пол, но я отказался. У меня оставалось не так много времени с ней, и это делало меня безрассудным. Вероятно, именно поэтому вместо того, чтобы отпустить ее, вместо того, чтобы установить дистанцию между нами и поговорить о том, что только что произошло, я поставил ее на пол и снял с нее мокрую одежду. Я снова поцеловал ее в губы. Я помог ей переодеться. А затем я позволил ей сделать то же самое со мной.
Потому что время теперь работало против меня. Все работало против меня. И, возможно, так было всегда.
27. Рози
— Я едва задела бордюр. Ты выставляешь все так, будто я переехала... белку или что-то в этом роде.
Я усмехнулась.
— Белку? Серьезно? — спросил Лукас.
Лина бросила на него взгляд.
— Это могло случиться, — затем она понизила голос до шепота, глядя на Тако. — Я не хотела использовать слово щ-е-н-о-к в качестве примера, ясно?
Тако заскулил рядом со мной, а мужчина, на рассматривание которого я тратила неприличное количество времени, пока мы ехали ко мне домой, что-то тихо пробормотал: — Неважно. Я не буду прикрывать тебя перед Аароном. Он мне нравится, и я уверен, что есть какой-то братский кодекс, который я бы нарушил.
— О, — добавила я. — Я тоже не буду тебя прикрывать, извини.
Лина закатила глаза.
— Аарон знал, что делал, когда позволил мне взять его машину. Это он сказал мне, что я не должна бояться нью-йоркских пробок, умники.
Лукас провел рукой по моей пояснице, вызывая мощный прилив осознания к моей коже даже от этого короткого прикосновения.
— Конечно, — сказал он, потянувшись за сумкой, которая висела у меня на плече. — Это нью-йоркские пробки должны быть в ужасе, — сказал он, глядя на меня. — От нее.
Рассмеявшись, я покачала головой. Эти двое были смешны, и я ни за что не отдала бы ему сумку.
Лукас сузил глаза.
— Забавно, — сказала Лина из багажника машины Аарона. — Вижу кто-то сегодня съел маленького клоуна.
Лукас проигнорировал комментарий Лины и направился к чемодану, стоящему у моих ног.
Я тоже, потому что у меня была только одна идея, что она могла иметь в виду. Кроме того, я была слишком занята, пронзая Лукаса еще одним тяжелым взглядом. Я понизила голос.
— Тебе не следует поднимать ничего тяжелого.
Казалось, он был готов начать спорить со мной, но сказал: — Ты права.