– Мистер Коуп, мистер Костелло,[94] простите, пожалуйста, мою невоспитанность, – сказал он.
– Все в порядке, Ф. Т. – ответил Дэн Костелло и, ухватив себя за носки туфель, раскрутился, как хулахуп.
– Клоун от бога, – сказал У. С. Коуп. – Это из него не выбьешь. – Коуп, напоминавший фигурой ледяной куб, пыхнул сигарой и указал на разложенную по столу стопку бумаг. – Здесь цифры, о которых вы спрашивали. Наши акции уже вышли из черной полосы и обещают отлично подрасти. Однако мы с Дэном знаем, что только Барнум и способен пришить крылья нашему представлению.
– После вчерашнего вечера я не уверен, что готов и дальше работать со слонами, – сказал Барнум.
– Цирк «Коуп и Костелло» – это не только слоны, – заверил квадратный.
Костелло, покрутив пальцами у лица, соорудил на нем печальную мину:
– У нас, знаете ли, на слонов пока денег нет. Еле-еле наскребли на фальшивых черепах.
– Дэн, у нас серьезный разговор! – прикрикнул на него Коуп.
– Я никогда не вел серьезных разговоров, – возразил Барнум. – И сейчас не собираюсь. Друг детей не имеет права быть серьезным, а то как бы малыши не усомнились в его намерениях.
– Я не ослышался? «Друг детей»? – удивился Костелло. – Я всегда знал, что у Барнума много ликов, но только не друг детей. Разве только тех, что срослись задницами или уродились с тремя горбами.
– Мистеру Костелло необходим урок этикета, – сказал Барнум. – Суть, однако, ясна. Если вы сомневаетесь, тот ли я партнер, который вам нужен, что вы здесь делаете?
– Эта встреча – идея Коупа. Почему вы на нее согласились?
– Вам известен термин «гипертелия»? – спросил Барнум. – Каприз эволюции. Рудиментарный камуфляж, применяемый сбитыми с толку видами. Оборона в войне, которая закончилась, а враг давно повержен. Барнум долго тащил на себе толстый камуфляж, однажды сослуживший свою службу. Теперь, сделавшись старше и мудрее, он готов его сбросить и предстать голым перед теми, в ком прежде видел врагов.
– Голый Барнум? Со свежим гримом? Кажется, мне плохо.
– Отбросьте позу и браваду. Водрузите на их место невинный блеск, честное изумление, искреннее уважение к семейным ценностям. Перед вами новый Барнум, достойный и заботливый отец тому цирку, что призван нести радость младенческому населению.
– Честно говоря, мистер Барнум, мы пришли за вашим капиталом, именем и рекламным талантом. В обмен мы предлагаем здоровенный процент нашего шоу, а у него уже есть два заботливых отца.
– Если вы имеете дело со мной, мистер Костелло, будьте готовы к требованиям об опеке. Барнум – это апокалипсис. Неужто он польстится на процент от хромого акробата и осла, с которого содрали кожу, чтобы сделать его похожим на тигра? Идите к Барнуму, когда вы готовы к славе, ибо его цель – величайшее шоу на планете.
– У нас скромное предприятие, – сказал Коуп. – Слава – это совсем другое дело.
– Дело – это то, что я делаю лучше всего, – объявил Барнум.
– Прячьте козлов, – скомандовал клоун, заслоняя рукой глаза. – Предупредите львов. Скажите кенгуру, чтобы застегнул карман.
– Значит, наша болтовня прошла плодотворно? – спросил Коуп.
– Пожалуй, почва для дальнейшего обсуждения имеется, – ответил Барнум.
Нью-Йорк, Нью-Йорк, 6 февраля 1870 года
Грустный Чурба Ньюэлл шел к «Хумидору Халлов», надеясь найти там Джорджа. Он не видел кузена с той самой свалки, что опустошила боксерский зал Джо Секиры и раскидала родственников в разные стороны. Буйство вчерашнего вечера казалось теперь ручным зверьком по сравнению с утренней атакой. Чурба чувствовал себя так, словно проглотил смесь касторового масла, оскорбленного достоинства и угрызений совести. «Горн» назвал его «дурачиной и простофилей, которым движет жадность, а также куклой в руках чревовещателя Джорджа Халла».
Письмо Берты по-прежнему лежало у него в кармане. За три дня до злосчастной Битвы гигантов Барнум подкрепил Чурбину решимость держать Джорджа подальше от плохих новостей.
– Оставьте на потом, – сказал Барнум. – Вот вам моя философия: пока не упал занавес, незачем говорить человеку, что его жена убежала с евреем. Что до репортера, то это буря в стакане воды. Не переживайте. Нет такой истории, которую нельзя было бы опровергнуть.
Теперь Чурба удивлялся, как мог этот тупица Барнум отмахнуться от Бертиного предупреждения.
Из дверного проема, крутя молотком, выбежала коричневая фигурка.
– Сдавайся, лжец, – объявила она и замахнулась молотком, однако Чурбе удалось увернуться. – Сейчас приколочу тебя к стенке.
94