Он стоял под дубом, глядя, как мелкий дождик переходит в ливень. «Трава и листья источают умопомрачительный аромат зелени. Поле меняет свой лик, природа втайне маскирует тот ужас, что распугивал птиц стонами, криками и безответными молитвами. Лишь миг звучали те жалобы. Сей миг спешит укрыться в омытой грозой памяти, сияют надгробия, точно град и проливной дождь подняли из могил хранимые в них легенды». Мило.
На глазах у Барнаби над горизонтом вырос Генерал-с-Пальчик и закрутился, точно хрупкое колесо, уворачиваясь от огня, по-прежнему распевая гимны своим костлявым слушателям.
Форт-Додж, Айова, 1 июля 1868 года
Не может быть. Страшный грохот и треск. Рвут и тащат. Переворачивают и бросают. Разделен. Расколот. Опять ты за свои штучки, Исток? Передвигаешь мебель? Имей в виду, я не согласен. Ни на минуту. Я требую воссоединения и мою долю гравитации. Мое заслуженное право на недвижимость. Это тебе не песчинка. Это я. Перемещен. Перепутан. Передвинут. Скомпрометирован. Разгневан. Тебе – каприз. Мне – унижение. И не последнее.
Объединенная Тихоокеанская, 5 июля 1868 года
После каждого тычка в свою терпеливую жену Джордж Халл стукался задницей о потолок пулмановского вагона. Поезд шел с востока на запад, а тело Джорджа скакало вверх-вниз, отказывая ему в облегчении.
Джордж прокачивал Анжеликин колодец на протяжении, наверное, пятидесяти миль и двух туннелей. Она стонала, как унылый паровозный гудок, однако с куда меньшей убедительностью. Имея опыт в делах такого рода, Джордж знал, что Анжелика принимает его марафонски старания не столько с радостью, сколько по обязанности Что неудивительно, ибо их брак никогда не был гимном страсти. В первые дни Джордж злился, потом перестал Она делала все, что могла. Он отрабатывал свое, как надежный механизм. Для создания потомства землетрясений не требуется.
Наконец, приноровившись к клацанью колес, Джордж поймал ритм, преодолел равнодушие и излился в Анжеликино лоно. Она улыбнулась и обвила его ногами, что было расценено как доля признательности. Джорджу нравилось думать, что это будет первый младенец, зачатый в пулмановском вагоне.
Дотянувшись до полотенца, он поцеловал Анжелику в губы, пожелал ей приятных снов и сполз с укрытой тяжелой занавесью верхней полки на свое уютное нижнее место. Растянувшись на койке и разнежившись после оргазма, Джордж предоставил клацанью колес умиротворять свой беспокойный дух. Он не спал один со дня свадьбы, и теперь ему это нравилось.
Радовался Джордж и подвижному чуду, что произвела на свет компания Пулмана, роскошному примеру того, как нужно ставить технологию на службу удобству. Безусловно, хороший предвестник национального будущего. Гражданская война погрузила страну в оцепенение, ей оставалось лишь зализывать окровавленные внутренности, сердца же наливались свинцом вины. Но времена менялись. Подобно корке на ранах, нарастала могучая волна новой энергии.
Некий политик подвел прелестную черту: «Новые железные дороги, фабрики и литейные цеха… сцеплены с грандиозным маршем гуманизма». Как и предсказывали ученые мужи, Великое Американское Барбекю уже в пути. Угрюмый дух да очистится на решетке гриля.
Сей грандиозный марш раздавленных и убитых, выпотрошенных и сожженных был горек, однако неотвратим. Прогресс, этот жадный до крови благодетель, питалсячеловеческими жертвами. Грустно, когда будущее удовлетворяется прошлым. Пусть же лопаются чувствительные перепонки от великого марша, ибо такова суть вещей. Искусство, по мнению Джорджа, состояло в том, чтобы держать шаг.
Иные, подобно Анжелике, шарахались от новых импульсов, их носы все еще забивал запах смерти. Прочие же рвались вперед, к новым горизонтам, раздвигавшимся, как ноги Лоретты. Заводы и литейные цеха источали сталь, как пауки источают паутину. Железная сетка скоро покроет весь Американский континент. Джордж Халл отдыхал, сверху покачивалась его субтильная жена, а в это время пропотевшие кули тащили через Сьерры железнодорожное полотно. Им навстречу спешили ирландские разнорабочие. Рельсы и телеграфные провода раскалывали черепа дикарям, красные мозги расплескивались по земле, удобряя почву. Приземистые города преображали пустыню. Даже безутешные возлюбленные, должно быть, мечтали влиться в этот необузданный танец.
Джордж почувствовал между ног тепло. Он хотел разбудить Анжелику и опять, словно колотушкой, постучать задницей в металлическую крышу пулмановского вагона. В том не было особого смысла. Миссис Халл уступчива, но это будет все равно что окунуться в ванну с мокрыми гвоздями. Вместо того чтобы лезть на верхний насест, Джордж натянул шерстяной халат, шлепанцы и покинул свою капсулу ради прогулки по узкому вагонному коридору.