При появлении Джо смолк и околоигорный разговор.
Брезгливо поморщился, уступая Джо дорогу, стриженный парень; сидящий в кресле негр пару раз прищелкнул языком…
Джо поспешил отвернуться, чтобы встретиться с новым укором, на этот раз немым: на нескольких койках высились узлы сложенных вещей, хозяева которых больше не могли ими воспользоваться.
Не могли — по вине Джо.
Он и впрямь ощутил сейчас эту вину, пусть даже невольную. Как бы там ни было, человеческая жизнь, даже самая жалкая, все равно остается жизнью, а те, кто погиб сегодня утром, вовсе не были худшими представителями того общества, которое не признавало Джо своим. Ведь они сделали свой выбор — и выбор этот совпал с выбором Джо!..
И снова у него в душе все спуталось: какая-то ее часть кричала, что жизнь — ничто, что есть ценности с ней несопоставимые, другая же твердила совершенно противоположное: нет, куда бесценней личность каждого человека, ибо все остальные ценности призваны служить все-таки людям.
Джо не любил внутренних споров, сама его натура была против любой раздвоенности, и оттого ему стало совсем дурно. Единственным выходом было отбросить в сторону непримиримое противоречие — может, отстоявшись, оно потеряет свою остроту и сумеет влиться в цельное мироощущение. Он не раз уже делал так и знал твердо: его подсознание может со временем ответить на вопросы, которые не по зубам сознанию…
Джо подошел к своей койке, присел, снова встал, снимая с себя пропотевшую рубашку, и открыл ящик железного шкафчика.
Взгляды карточных игроков кололи его спину. На соседней койке высились упакованные узлы…
Джо стер с лица пот и опять опустился на койку.
— Эй, герой, — услышал он вдруг полный сарказма голос. Негр развернулся в кресле и смотрел теперь прямо на него. — Ты хоть трахнул «принцессу»-то?
Джо закрыл глаза. Ему было противно.
— Эй, ты… как там тебя? Она дала тебе в благодарность за то, что ты спас ей жизнь?
«Я не хочу это слышать… я ничего не хочу слышать…» — приказывал себе Джо, и звуки чужого
голоса становились все глуше и тусклей, готовясь вот-вот исчезнуть совсем.
— Пошли отсюда, — парень с короткой стрижкой положил руку негру на плечо, подталкивая его в сторону двери. — Здесь что-то завоняло.
Третий игрок начал молча собирать карты.
«Я ничего не слышу… мне нет до них дела…» — продолжал убеждать себя Джо, но что-то не позволяло ему расслабиться и забыться полностью.
Черт бы побрал этот несправедливый мир!
Он снова открыл глаза и приподнялся на локтях.
Солдаты выходили из комнаты, лишь один задержался на миг у двери, заметив, что объект их презрения реагирует на демарш.
— Четыре трупа, чтобы произвести впечатление на девочку, — бросил он, вроде бы ни к кому не обращаясь. — Не многовато ли?
Дверь захлопнулась, и Джо снова откинулся на спину.
Отогнанные было в сторону сомнения набросились на него с новой силой. Размышление не слишком приятное занятие для человека действия…
Он сдержался. И это — главное. Иначе — Джо знал себя — к четырем трупам прибавилось бы еще несколько. И все-таки…
Кто был прав? Он? Они? Почему так отличался от общепринятого его почти неосознанный, но все же зовущий за собой идеал? Или сам Джо, как бывает со всеми людьми, гнался за пустой иллюзией?
Ответ на это могло бы дать его прошлое, но прошлого-то у Джо и не было… Того, основного, в котором понятия «добро» и «зло» только складывались в некую систему, образуя неповторимую иерархию ценностей, в которой все было продумано и логично… но куда же делась та логика? Слишком больших знаний требует отсутствие веры…
А что у него вообще было?
Джо расслабился, позволяя рукам отяжелеть и растаять. Вскоре он превратился в обособленный от тела сгусток мыслей, который жил и смотрел на мир словно из иной точки мироздания, чем отягощенная плотью личность по имени Джозеф Армстронг… Перед внутренним взором поплыли картинки, пока еще смазанные и нечеткие, но постепенно обрастающие деталями. Что это было? Видения, галлюцинации или реальная ожившая память? Он не знал — он просто смотрел и ждал, что из этого получится.
Над поляной тихо рассеивался утренний туман, позволяя проявляться ближайшим контурам все четче. Вот из него вынырнули ушастые головы пальм, вот забелели кусты, чем-то похожие на облака, и принялись наливаться зеленым и серым. Красноватый цвет неба пожелтел, затем потерял яркость от смешения красок — желтое боролось с голубым, окрашивая его в какой-то песочный тусклый оттенок. Тихо зашелестела просыпающаяся трава…