Джо не шевельнулся. Он продолжал находиться в своем, совсем ином, измерении.
Дело неумолимо шло к драке.
Никогда еще очевидность стычки не была такой яркой, но никогда еще Чарли так не хотелось ее избежать. Он напрягся и неуверенно подался вперед.
Джо смотрел сквозь него.
Что бы кто ни говорил, но человека сложно ударить просто так. Даже отъявленному хулигану требуется сперва пригласить свою жертву принять участие в собственном избиении: страхом ли, наглостью ли, практически любой реакцией на вступительные слова. Жертва дает «согласие», и переход к действию осуществляется легче легкого. Джо не реагировал никак — и это все дальше оттягивало развязку Чтобы сдвинуться с мертвой точки, Чарли требовался дополнительный толчок. В поисках его он снова оглянулся и… вытянулся в струнку
— Рядовой!
— О черт… полковник, — шепнул Чарли с облегчением.
Хотя его вид все еще можно было назвать воинственным, на самом деле он испытывал резкое облегчение: вряд ли ему удалось бы выйти из этой патовой ситуации так легко, не соизволь начальство явиться столь вовремя.
Окликнув задиру, полковник тотчас потерял к нему интерес. Драки не состоялось, копаться же в причинах ему не хотелось. Мало ли что могли не поделить эти парни…
Провожаемый внимательными взглядами, полковник направился к автомобилю. Там его уже поджидала «принцесса». Заметив на лице отца озабоченное выражение, Патриция сходу затараторила (она вообще была изрядной болтушкой):
— Папа, я обещаю, что у меня все будет в порядке! Что надо сделать по дому, я подготовлю — Полковник усмехнулся и притянул девушку к себе, обнимая ее за плечи. — Папа, я тебя люблю…
Ее речь сливалась в общее звучание, нерасчленимое на слова и слоги. Обычно так журчат ручьи, и смысла в их шуме бывает ничуть не меньше. Но и не больше.
Не обращая внимания на то, что Патриция еще не замолкла, полковник жестом подозвал к себе сержанта. Толстяк вытянулся, преданно глядя начальнику прямо в глаза. Розовые, обвислые от жира щеки его лоснились, на лбу поблескивали росинки пота.
— Да, сэр?
— Сержант, вы знаете, как она дорога мне, — полковник хлопнул дочь по плечу — Я прошу вас, берегите ее.
— Да, сэр!
— Держитесь вместе с колонной до города, потом проводите Пат к дому.
— Не волнуйтесь, сэр, все будет в порядке, — сержант говорил с придыханием, возраст и лишний вес особо давали о себе знать в такую жару.
— Надеюсь…
Полковник слегка поморщился. Он и доверял и не доверял Ринальди: их связывало слишком многое, гораздо большее, чем можно было предположить с первого взгляда. Судьба сводила и разводила их десятки раз, сталкивая все новыми гранями, но именно знание этих граней и не позволяло полковнику безоговорочно верить своему другу.
Ехать от форта Сонор до города было не так уж далеко, но в дороге случалось всякое. Не раз, отправившись в путь на четырех колесах, добирались обратно на базу пешком. Особенно часто это происходило, когда среди прочих грузов перевозилось оружие. По этому признаку рейс ожидался особо опасный — но, с другой стороны, едва ли не больший риск грозил одиночкам: если колонны грабили организованные группировки, с которыми можно было пойти на переговоры и остаться хоть без груза, но в живых, то на одиночек нападали порой сущие стервятники, имеющие обыкновение свидетелей в живых не оставлять.
«И приспичило же ей ехать!» — сердился про себя полковник.
Задерживать Патрицию в форте было делом неблагодарным: при желании у этой девчонки хватило бы ума пуститься в авантюру в одиночку; воспитанная отцом и им же избалованная Патриция обладала совершенно неукротимым норовом и недюжинной волей — во всяком случае, в достижении своих капризов. Не раз ее выходки заставляли полковника хвататься за рано поседевшую голову. Другой на его месте уже сделал бы все, чтобы спровадить милую обузу в престижное образовательное заведение, но, несмотря на все фокусы своей дочери, полковник ни за что не согласился бы лишиться единственного существа, умеющего просто и искренне сказать, что оно любит его.
Полковника любили немногие. С ним считались, его уважали, но только Патриция питала к нему истинно нежные чувства, без которых никакое уважение, никакой престиж не спасут от чувства неполноценности. С другой стороны, и сам полковник, пожалуй, не любил никого, кроме нее.
Теперь «принцесса» Патриция ехала в город. Устроившись на заднем сиденье черного, лакированного, как сапог, автомобиля, она скомандовала первой:
— Поехали!
Восклицание девушки было тотчас подхвачено и повторено, солдаты разбежались по машинам, и колонна, наконец, тронулась в путь.