На какое-то мгновение лицо девушки просветлело, легкая улыбка тронула под рис ованный помадой ротик, но тут же исчезла, а на лице возникла на миг болезненная гримаса. Опустились и веки, скрывая разом потемневшие глаза.
— Нам лучше уехать, — проговорила она, обратаясь к Чарли чужим голосом, и новый взмах ресниц согнал готовую появиться слезинку.
Джо смотрел на «принцессу»…
Патриция отвела глаза и нырнула в предупредительно распахнутую Чарли дверцу.
Джо напрягся.
Джексон незаметно хмыкнул.
Машина сорвалась с места.
— Да… — протянул Джексон. — Я рад, что ты все же человек. Теперь я знаю, что тебе нравится. Она симпатичная, правда?
— При чем тут… — на этот раз Джо выдала поспешность. Джексон заговорил о том, чего еще не было и что только могло возникнуть.
Или уже возникло, а Джо еще не понимал этого? Пожалуй, его напугало именно то, что Джексон распознал его чувства раньше его самого.
— Деньги тебе не нужны, — поддразнил его Джексон без злобы, приветливо. — Зато я знаю, что тебе нужно… Черт побери, но ведь она дочка полковника! — в его голосе сквозило восхищение чужой дерзостью.
Он не осуждал, не смеялся — принял все как должное.
«Быть может, — рассуждал он приблизительно так,
— Патриция недоступна простому солдату, но кто сказал, что Джо — простой? Уж слишком он необычен… Как знать, может такова их судьба…»
Джо всмотрелся в лицо друга и ощутил облегчение, почти равное тому, что посетило его в момент признания о своем несчастье.
— Ну что ж, — шутливо заметил он, — у каждого свои недостатки.
Быть может, шутка была и не высшего класса, но Джексон рассмеялся во весь голос. Если смех возникает от эффекта неожиданности — то можно ли было ему представить что-либо более неожиданное, чем то, что и Джо способен шутить? Нормальный парень, просто классный!
— Но согласись, она симпатичная, — сквозь смех проговорил он. — И очень даже симпатичная.
— Симпатичная, — согласился Джо.
— Очень… — прохохотал Джексон.
— Да.
— О-го-го!
Джексон по-приятельски ударил Джо по плечу, и они пошли рядом, унося за собой одним им понятное веселье.
«Калифорния», — услышала Патриция, закусывая губу.
В ее головке, не привыкшей ни к по-настоящему серьезным мыслям, ни к сильным чувствам, все смешалось, отчего девушка чувствовала себя больной.
Стоило ей зажмуриться или просто задуматься — и перед ее глазами возникал Джо.
Джо заносил над ней нож… Не над ней, а над ее юбкой!
Джо перебрасывал через голову «ремонтника».
Джо смущенно улыбался, перед тем как сесть в овощевоз.
Джо притрагивался к внутренней стороне ее бедер, превращая юбку в шорты, и девушка вздрагивала от прикосновений, которых уже не было, — но в воспоминаниях они делались все реальнее и чувственней; по бедрам начинали бегать мурашки, и не Патриция — ее тело требовало повторять переживание еще и еще. Она хотела ощутить кожей его руки, хотела прижаться к нему… Она недоступная «принцесса»!
Хотя Патриция выросла в чисто мужском обществе (или как раз благодаря этому), ей удалось проникнуться идеалами женской чистоты более характерными для прошлых веков, чем для нынешнего. Она была невинна и гордилась этим, когда встречала чей-то слишком уж пристальный взгляд. До сих пор вопросы взаимоотношения полов волновали Патрицию скорее умозрительно, иногда даже она подозревала, что ей чего-то недостает: вроде бы, если верить книгам, в ней должна была проснуться чувственность, должна была прийти влюбленность, а затем — или до того — и, физическое влечение. Но нет. Если ей и хотелось общаться к представителями сильной половины человечества, то скорее на равных, и то лишь потому, что рядом не было подруг. «Может, я фригидна?» — спрашивала она себя, так ни разу и не решившись заговорить об этом даже с доктором.
Появление Джо разрушило ее прежние представления о себе, но вместе с этим разрушило и ее безмятежное спокойствие.
— А еще в Калифорнии… — услышала Патриция голос Чарли и заморгала. Она не понимала, о чем говорит ее шофер, но и он, в свою очередь, не знал, как вывести девушку из состояния прострации, и оттого зудел про свою родную Калифорнию уже добрых полчаса.
Чарли был влюблен в Патрицию давно и безнадежно, настолько, что спокойно позволял себе встречаться с другими девушками, не боясь спутать в кучу столь различные чувства, как платоническая страсть к дочери полковника и влечение более приземленное. Он был верен ей, как слуга или даже раб. Если бы Патриция захотела, Чарли спрыгнул бы с небоскреба или бросился под машину, но ей это не было нужно, а преданность многих окружавших ее солдат она воспринимала как должное. Сейчас он старался ее расшевелить потому, что ему просто тяжело было видеть ее грусть и страдания.