— Тогда у меня исчезнут все идеи и ценные чувства, — брезгливо возражал финн. — Именно так начинает каждый сутенер и Иуда: немного, временно. А кончает духовной смертью. В Европе тиранические режимы соблазнили интеллигенцию чинами, орденами, пайками и угрозами пыток. А вы, хитрые, покупаете их дешевле: золотом. Не обманывайте себя: купить можно только продажное. У вас нет святых, теоретиков, ученых, композиторов, художников, скульпторов… И не будет. Даже Христофор Колумб не был американцем. Вы привозите, как-товар, из других стран гениев, но стоит им ступить на вашу землю, подышать этим воздухом и они духовно превращаются в паразитов, выдыхаются, светят собственным отраженным светом! — писатель давно уже обращался к Бобу, чувствуя в нем, черном, возможного союзника. — Вы знаете, — продолжал он, улыбаясь: — Моя приятельница, аграрный химик, утверждает, что анализ здешней почвы показывает очень низкое содержание эфирных масел: по сравнению с Европой. Вот почему ваши фрукты, овощи, цветы и вина не пахнут, не имеют вкуса. А между тем вы строите небоскребы, которых другие континенты не могут удержать на своей поверхности. Это объясняется особым характером американского материка. И я думаю: возможно, что в этой земле есть особые иррадиации, убивающие способность к духовному творчеству, превращают людей постепенно в скопцов, в мумии… Такие лучи… или, наоборот, отсутствие необходимых для творчества излучений, — финн заговорчески подмигнул Бобу.
— Вы совершаете ошибку, когда говорите о Соединенных Штатах как о чем-то завершенном, готовом, данном, — неохотно возразил Кастэр. — Америка — колония. Сто лет тому назад средний запад был еще прерией и дикари торговали скальпами. Сравните Америку с Австралией, Новой Зеландией и вы поймете какое это чудо: то, что уже сделано. Вы понимаете: колония! Войдите в бар и посмотрите, как десять мужчин окружают одну бабу, и вы вспомните времена, когда с корабля высаживались триста мужиков и две проститутки.
— Может быть, может быть, — хмуро согласился финн, потеряв интерес к своему собеседнику. — Самый факт, что Америку надо было «открывать», ведь тоже не случайность. Если предполагаешь, что каждый человек одинаково сотворен Богом, то негодуешь, требуя от всех совершенства. Но если допустить что столько-то лет тому назад человек еще был моллюском, превратился в обезьяну, потерял хвост, встал на задние лапы и надел фрак, то, конечно, нет места для отчаяния. Перед Америкой великое будущее. Надо только глотать витамины и улетать на «викенды» в Старый Свет. Устало кивнув головою, драматург вышел.
— Ужасное зрелище, — сказал Макс. — Зачем они приезжают сюда?
Но Кастэр не поддержал этого разговора; тогда Макс сделал следующее предложение… Пускай Боб напишет историю своей трансформации: 1000 долларов аванса. Но, однако, требуется разумно обосновать это преображение. Не фантастика, а реальность: human. Например: отец Роберта Кастэра был негром, Боб этого мог не знать. Или: герой рехнулся и вообразил себя черным, близкие ему не перечат, чтобы не раздражать.
— Какая гадость, какая гадость, — с отвращением шептал Боб, чувствуя себя теперь на положении только что бежавшего финна. — Вы требуете уступок для предполагаемого читателя, который умнее и честнее вас, гнусных паразитов, посредников. Подкупая, развращая нас, вы готовите себе самим страшную гибель. О, скорее бы!
— Пожалуйста, пожалуйста, — бормотал смущенно Макс. — Я хочу вам добра. Я так люблю Сабину, — он вдруг понял, что имеет дело с неуравновешенным маниаком. (Другие его клиенты спорили и ругались не менее резко, но подозрение в преступном помешательстве легче возникает в связи с негром).
На этом они расстались. Однако, мысль о тысяче долларов посеяла в сердце Боба приятное сомнение. (А что если — пять тысяч?).
32. Вечера
По вечерам, после изнурительного дня вертикальных путешествий, юридических консультаций и медицинских опытов, Боб Кастэр, опустошенный, являлся к Сабине. Утомляла бессмысленность сомнительных усилий… Дайте ему видимого врага и он сцепится с ним: погибнет или победит! Kaк это просто. Он завидовал своим древним предкам, их обнаженной борьбе, — на живот или на смерть, — с неускользающим, трехмерным противником. А тут: мелочное, хитрое, бесцельное круговращение… Основная цель незаметно отодвигается и внимание все больше приковывается к ряду спорных, второстепенных забот, подготовительных мер. И так соблазнительно легко сдаться, надо только сказать: «Бог, вероятно, со средними налогоплательщиками: едят, пьют, трудятся, в меру застрахованы, подчиняются хозяевам жизни, если нужно, отнимают кусок хлеба от чужих детей, чтобы накормить собственных. Смирись, гордый человек».