— Дело в том что я не совсем негр, — нашел нужным заметить Боб.
— Ах, на половину, как это интересно! Одна моя знакомая обвенчалась с негром в Гаити и очень счастлива, — солгала Диана. В это утро она успела познакомиться с двумя канадскими летчиками: ели во французском ресторане, выпили вина… Диана себя чувствовала теперь особенно интересной и великодушной.
— М…, — сказал Боб Кастэр и повторил отчетливо: М…
Диана, посвящавшая свой досуг социальным вопросам, растерянно всхлипнула, оглянулась и жалобно спросила:
— Я не помешала вам, господа?
— Я думаю тебе лучше выпить чаю и уйти, — посоветовала Сабина, страдальчески морщась, как от сильной головной боли: так дети спасаются от наказания, прикидываясь нездоровыми, и часто действительно заболевают.
Диана Корэй повиновалась: одним глотком осушила свой чай и выпорхнула, — длинокостая, безгрудая, экзотическая птица.
Этот визит несколько рассеял их, сблизил. Долго смеялись, держась за руки, вспоминая подробности дикой сцены.
Она вероятно впервые за свою жизнь подвергалась такой смертельной опасности, — шутила Сабина: ей было и радостно и жутко… Какой путь проделан!
Диана Корэй сидела с ней на одной скамье в той же школе…
А вечер плыл над студией; синий, на синих крыльях или парусах. Неразгаданный, девственно мерцал снег в Sheridan сквэре. До определенной поры человек думает о своей жизни: теперь незначительное, — главное впереди. А потом наступает минута, он сразу, почти без перерыва, постигает: основное уже было. — позади. Словно, он поднимался вверх, в гору, а потом начал съезжать: той же дорогой. — тропинка спуска отделена от подъема хрупкими поручнями (не перескочить, однако)! Человек бредет вниз и узнает места по которым недавно карабкался, — упрямый, легкомысленный. Он даже не может с особой глубиной и свежестью тосковать о прошлом, ибо пережил уже и опыт утраты, конца, смерти. — предчувствовал все это с первого шага вперед.
Эти слова принадлежали Сабине, но их мог бы сказать и Боб.
Ее начало знобить. Вообще, ей часто нездоровилось. Боб считал это следствием женских циклов, что смешило, а иногда и обижало Сабину. В таких случаях она глотала разные порошки. Сославшись на головную боль, Кастэр тоже принял таблетку аспирина.
— Знаешь, мы будем спать в рубахах, — предложил он: — Неизвестно, может заразительно.
— Ах, какая разница, — согласилась она и Боб понял: она уже думала об этом.
У Сабины с мужем были отдельные кровати, при любой простуде тот боялся ее целовать, — из гигиенических соображений. Как они смеялись над этим, счастливые, гордые, уверенные: с ними такое не приключится. Законные супруги, укладывающиеся спать в пиджамах, — тема бесконечных издевательств. Боб однажды пошутил: семейное счастье или сексуальная смерть!
— О чем ты думаешь? — спросила из темноты.
Охотно отозвался, ждал этого:
— Мы точно на похоронах, наших, собственных.
(пропуск текста в источнике — прим. А. Белоусенко)
цировал, на манер прививки, вакцины: свойственная ему форма защиты.
Она ничего не возразила, только просунула руку под его щеку: будто не Сабина, а третий, свидетель, жалеющий и его, и ее. Он тихонько, нежно, в такт дыханию, начал облизывать ее пальцы, тоже вырываясь из настоящего, текучего, в прошлое, вечное.
Аспирин ли, усталость… они почти сразу заснули: с тяжестью в груди, — дети, стремящиеся, после обидных побоев, поскорее убежать из действительности.
6. Полезная деятельность
Работа, которую временно выполнял Боб Кастэр, несмотря на свою простоту, — или именно благодаря этому обстоятельству, — изнуряла его. Надлежало, по спискам, укладывать в пакеты книги, заказанные оптовиками, — связать, наклеить готовый ярлык (не напутав) и подать к лифту. Боб служил в Экспедиции большого издательства. Где-то, в кабинетах и будуарах, ученые, дельцы или дамы, ощутившие в себе творческий порыв, отщелкивали на машинках свои произведения, расчитанные на 14-тилетних, седеющих, подростков… В другом заведении книги печатались, в третьем, — их перелистывали скучающие или жаждущие откровения покупатели. Все это не касалось Боба Кастэра. 8 часов в день, он, вместе с другими озабоченными неудачниками метался по нудным подвалам, освещенным резкими прожекторами, и выбрасывал наверх тяжелые снаряды, — в большинстве случаев, взрыва не дававшие.