— Разумно.
Зак спросил:
— Как дела там, откуда ты пришёл?
— Худо, — ответил он. — А здесь как дела?
Зак рассмеялся.
— Пока цены на молоко не полетели к чертям, здесь паслись лучшие молочные стада в стране. Терял деньги на каждом проданном галлоне молока, поэтому пришлось забить стадо и теперь справляюсь, как могу. И всё же, получше, чем Фил.
— Правда? — спросил он Фила.
Фил поскрёб щетину на подбородке.
— Я переехал на Средний Запад в 28-м, нашёл работу на «Репаблик Стил». Суровое местечко. Управляющие обращались с нами, как с дерьмом, а после Обвала стало ещё хуже. Потом, в 37-м мы вышли на забастовку.
Он кивнул, вспоминая.
— Ну, да. Бойня на День Поминовения. Ты там был?
— Конечно, был. Сотни бастующих мирно шли маршем, требовали лучших условий и зарплат, затем дошли до рядов чикагской полиции. Те твари застрелили более двух сотен человек, ещё больше оказались ранены, остальных разогнали газом. Мне в лицо угодила граната со слезоточивым газом. Моя жена… не выдержала всего этого. Вот я и перебрался сюда… нашёл… чем ещё заняться.
Он не знал, что сказать. Он допил молоко. Фил изучал его, затем произнёс:
— Ты знаешь свою задачу, правда?
— Знаю.
— Тебя снарядили убить одного из самых охраняемых людей в мире. Думаешь, справишься?
— Меня взяли не за красивые глазки.
Зак вновь тихо рассмеялся, но Фил не стал.
— Полагаю, у тебя есть некие семейные трудности. Они станут проблемой?
Он покачал головой.
— Нет, всё получится.
— Было бы неплохо.
Ему показалось, что снаружи мелькнул проблеск света, и он покрепче сжал кружку.
— Ты это к чему, вообще? — спросил он.
Зак и Фил молчали. Скрипнула половица. Фил произнёс:
— Не уверен, что ты достаточно крут, чтобы сделать то, что должно. Я знаю, ты в курсе всех планов. Скорее всего, это будет самоубийственное задание, когда все угомонятся и стрельба прекратится. Так, вот. Я должен знать. Ты достаточно крут?
Снова вспышка света. Он подскочил, схватил со стола обрез, и рванул к чёрному ходу, под крики и звук падающих стульев. Он мог двигаться быстро даже с травмированной ногой, он оббежал дом, крича на ходу:
— Ни с места, сукин ты сын!
Свет дёрнулся, и кто-то бросился через кусты. Он вскину обрез и нажал на спусковой крючок. По ушам ударило громкое «бум», в плечо ударил приклад, вспышка света и крик. За ним спешили Зак и Фил, Зак держал керосиновую лампу. Втроём они продрались через кусты. У соснового пня на спине лежал мужчина, он стонал, его ноги были перебиты дробью.
Он подошёл к мужчине, пнул его по раненым ногам. Сквозь продырявленные брюки сочилась кровь, мужчина дёрнулся.
— Ты, кто, нахрен, такой? Чего тебе здесь надо?
В жёлтом свете лампы Зака он заметил, что мужчина был гладко выбрит и молод, он был одет в коричневую куртку поверх белой рубахи. Он бросил на него остекленевший взгляд и произнёс:
— Пошёл ты.
— Посвети тут, — сказал он и Зак наклонился.
За отворотом куртки виднелся спрятанный значок с флагом Конфедерации.
— Будь я проклят, — прошептал Фил.
Он выпрямился, крепко сжал обрез, затем тремя внезапными резкими ударами ударил прикладом мужчину в горло. Тот изогнулся в судороге, затем опал.
Тяжело дыша, он передал опустевший дробовик с окровавленным прикладом Филу.
— Ты там что-то спрашивал, крут ли я?
Фил взял дробовик, посмотрел на товарища.
— Так, ладно. Пошло-поехало. Зак, бери грузовик. Наш друг немедленно отправляется в Кин. И осмотрись тут как следует. Сюда мы с тобой больше не вернёмся.
— Скучать не стану, — отозвался Зак.
Фил взглянул на убитого, затем на него.
— Прости за сказанное там. Тебе предстоит серьёзная работа, это без сомнений.
Думая о семье, словно речь шла о ней, он произнёс:
— Она предстоит всем нам.
Глава четвёртая
На удивление — возможно, по причине дождя — в фойе департамента полиции Портсмута было пусто, за исключением дежурного сержанта, который сидел, сложив руки на животе, с закрытыми глазами и запрокинутой головой. Полицейский участок был построен из кирпича в викторианском стиле и стоял на углу Дэниэл и Чапел-стрит, деля площадь с городской ратушей. Прямо за углом, на Пенэллоу-стрит располагался окружной суд.
Сэм поднялся на второй этаж, где находился кабинет его начальника. В большинстве городов имелись шефы полиции, но Портсмут, даже в колониальные времена, отличался от прочих, и в нём был городской маршал.