Под потолком на нитках и кнопках висела модель самолёта времён Великой войны, нечто вроде «Сопвич Кэмел» или триплана «Фоккер», а также немецкий цеппелин и дирижабль ВМС США. Всё это было сделано из бальсового дерева и папиросной бумаги, каждую модель его сын аккуратно собирал унылыми воскресными вечерами.
Сэм присел на край кровати и коснулся шелковистых русых волос Тоби. Малец сонно уставился на него.
— Пап.
— Привет, малыш. Чего не спишь?
Тоби зевнул.
— Хотел точно знать, что ты дома. Что у тебя всё хорошо. Вот чего.
— Ну, я вернулся. И у меня всё хорошо.
— Почему ты ушёл?
— Потому что нужно было расследовать дело.
— Какое дело?
Тоби повернулся на матрасе, отчего клеёнка под простынёй зашуршала. Неделю назад пацан проснулся от ночного кошмара, и намочил постель.
— А… мертвеца нашли. Надо было проверить.
— Это убийство?
— Пока не знаю.
— Ой…
— Тоби, тебя что-то напугало?
— Не знаю. Иногда меня тревожат плохие дядьки. Шпионы, убийцы. Плохие люди могут сделать тебе больно. Сделать больно маме. Глупо, да?
— Не глупо, — твёрдо произнёс Сэм. — Но я обещаю: ни один плохой дядька тебе не навредит. И маме. И мне. Никогда.
— Точно?
— Да. Обещаю.
— Пап… мне не нравится клеёнка. Она для малышей.
Сэм вздохнул.
— Ещё совсем чуть-чуть, парень.
Его сын повернул голову.
— Пап, а ты точно уверен? Что нет никаких шпионов?
— Нет никаких шпионов, — уверенно произнёс Сэм. — Мы в безопасности. Ты, мама, да я.
Сколько отцов вели со своими сыновьями такие беседы, прежде чем их задержали, арестовали, разрушили семьи, а детей отправили в приюты? «О, там снаружи полно плохих дядек, Господи, как же мне тебя от них защитить?» — подумал он.
Сэм прочистил горло.
— А теперь порадуй нас и ложись спать, лады? И никаких кошмаров.
— Лады, пап.
— И веди себя в школе хорошо, ладно? Чтобы никаких записок от учителей, хорошо?
— Я постараюсь, пап, — пробормотал Тоби, практически засыпая.
Сэм поцеловал русые волосы сына, встал и подошёл к двери. Раздался тихий голос:
— Пап, можно я немножко послушаю детекторный приёмник?
Детекторный радиоприёмник являлся проектом «детёнышей-скаутов». Пусть послушает музыку, вестерн или страшилку… хотя, нет, его добрый мальчуган скорее станет слушать новости о том, как плохие дядьки издеваются над малышами в Манчжурии, в Китае, Индокитае, России, Финляндии или Бирме, или…
Сэм ощутил головокружение. О чём он реально хотел рассказать сыну, так это о том, что были времена, когда радио не было переполнено новостями из-за океана, о том, что президентом нужно восхищаться, что людям нужно работать, а безработица не превышает 40 процентов. Когда газетная бумага не выдавалась по государственным дотациям. И пускай стране удалось избежать участия в кровавых конфликтах на Тихом океане и в Европе, сейчас казалось, что она вела бесконечную войну сама с собой, со всеми этими арестами, задержаниями и трудовыми лагерями, и всё это управлялось человеком, который не имел права жить в том же доме, где жили Эйб Линкольн, Тедди Рузвельт и Вудро Вильсон.
Но сегодня…
— Нет, — ответил Сэм. — Я не хочу, чтобы ты сегодня слушал радио. Ложись спать, лады?
— Лады, пап.
Сэм тихо прикрыл дверь.
Глава шестая
Свиной рулет заветрился, а картошка остыла, но Сэм всё равно принялся жадно есть, пока Сара расспрашивала его о трупе. Он что-то мычал, когда надо, а сам спешил со всем разобраться, чтобы подняться наверх, починить раковину и оставить уже, наконец, эту длинную ночь и этот длинный день позади. Однажды за время ужина зазвонил телефон — один длинный звонок и три коротких, но они не обратили на него внимания. Их звонок на этой местной выделенной линии был два длинных и два коротких, а тот относился к Коннорсам, живущим дальше по улице.
Он отставил стул, поцеловал жену в щёку и сказал:
— Вот я и вернулся немного детка. Малой уснул и…
Сара принялась убирать посуду.
— Давайте дальше, инспектор. Вам ещё есть чем заняться, а малому лучше бы продолжать спать, если вы хотите, чтобы вам повезло.
— Мне повезло в тот день, когда ты сказала «да», — сказал он, нарочито глядя в вырез её платья, когда она склонилась, чтобы взять его тарелку.