Сэм держал руки сжатыми в кулаки в карманах, когда запись закончилась и большинство собравшихся принялись аплодировать. Сидеть и не шевелиться было его собственной маленькой формой протеста, и это было самое лучшее, что он мог сделать. Сидевший рядом Шон начал клевать носом, и Сэм пихнул его локтем.
— А?
— Речь закончилась, — сказал он. — Изобрази воодушевление.
Шон прикрыл зевок.
— Простите. Задремал. Кажется, я уже слышал эту речь раз шесть за последние десять лет. Рокфеллеры и Морганы слишком богаты. Все остальные слишком бедные. Новый гомстед-акт. Никто не раб, все короли. — Он оглядел улыбавшиеся, в основной массе, лица. — Тот же самый трёп. Если Царь-рыба хочет в следующем году переизбраться на третий срок, ему нужно придумать что-то получше, чем постоянные повторы старых речей.
— Работает же.
Тедди, партийный вожак, вернулся к трибуне и извлёк из пиджака ещё один лист бумаги.
— Ладно, ладно, ладно. Последний пункт в повестке дня. У меня тут список имён. Те, чьи имена я назову, могут сразу же покинуть зал. Для вас собрание окончено. Увидимся в следующем месяце. Итак, поехали: Эббот, Алан, Кортни, Делрой…
В зале как будто резко упала температура. Сэм заметил, что и у остальных было то же чувство, люди ёрзали в креслах, оглядывались. Без разницы, что там сказал Тедди, это было необычно, это было неправильно. Шон весело зашептал.
— Вот, как бывает на оккупированных землях. Нас разделяют. Одни могут идти, а других расстреливают. Интересно, в какой группе мы.
— Шон, никого расстреливать не будут.
— Может и так. Но револьвер-то у вас с собой?
— А что?
— Если начнут палить, я хочу быть позади вас. У меня такое чувство, что без боя вы не сдадитесь.
Сэм держал рот на замке. Он-то знал, где сейчас его револьвер. Дома, в безопасности. Тедди закончил перечислять:
— Уильямс, Янг и Циммерман. Так, поживее, поживее.
Раздался звук сдвигаемых стульев, шорох шагов и скрип дверей, и Сэм заметил, что опустела почти четверть зала. Теперь тут стало так тихо, что он слышал даже свист парового свистка на верфи.
Тедди прочистил горло.
— Так. Ладно. Остальным приготовиться к действительно важным делам, ясно?
Сэм глянул на чёрный ход. Там никого не было, никакой начальник по вооружению там не стоял. Он прямо сейчас мог выбежать на улицу и…
Тедди аккуратно развернул очередной лист бумаги.
— Так, эти приказы идут прямиком партийного штаба в Конкорде и Вашингтоне. Понятно? Хорошо. Принято решение увеличить численность Национальной гвардии для борьбы с будущими вызовами. Те, кто ушли — все члены гвардии. А вы, парни, нет. Поэтому все вы сегодня добровольно запишетесь в Национальную гвардию Нью-Хэмпшира. Понятно?
Из задних рядов раздался голос:
— Слышь, Тедди! Пошёл ты на хер! У меня колено больное! Я не пойду в гвардию, не стану маршировать и спать на земле. Пошли вы на хер!
Тедди кивнул, плотно сжал пухлые губы.
— Это твоё право. И тебе известно, что будет потом. Мы отмечаем, кто записывается, а кто отказывается, так? Так. А потом кое-что происходит. Возможно, твоего дядю выбрасывают на улицу. Возможно, твой ребенок не получит летом работу от города. А, может, твоему боссу нашепчут, что ты не умеешь кооперироваться, что не умеешь работать в команде.
На зал опустилась тишина, подобно холодному влажному одеялу. Тедди прав — все знали, что означала эта угроза. Неумение работать в команде, неумение кооперироваться могло стать причиной увольнения. Вот и всё. За какую бы соломинку вы ни цеплялись, чтобы выжить, её могли обрезать в любое мгновение. Ни работы, ни правительственного пособия, никакой благотворительности, и спустя несколько недель вы вместе с семьёй перебираетесь жить в лагерь бродяг рядом с Мейплвуд-авеню. Либо продаёте дешевые игрушки у обочины.