Со стороны верфи послышался топот. Сэм выпрямился и увидел фигуру в тени деревьев.
— Можешь выйти, — сказал он. — Я один.
Вперёд вышел мужчина. Сэм узнал эту походку даже во тьме. В груди что-то поднялось, словно он снова стал новичком на своём первом аресте какого-то пьяного подонка среди прибрежных баров, гадая, справится ли, сможет ли совершить этот скачок из обычных гражданских в копы.
— Здравствуй, Сэм, — раздался голос.
— Здравствуй, Тони, — отозвался тот, приветствуя старшего брата, сварщика, организатора незаконных профсоюзов, и беглого заключенного из бесчисленного множества трудовых лагерей, разбросанных по всем сорока восьми штатам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Для списка рассылки «А»
Нижеследующее письмо было прошлой ночью сброшено в почтовый ящик штаб-квартиры:
Уважаемые, господа
Меня зовут Кэл Уинслоу, я тружусь на общественных работах Портсмута. Имею сообщить, что в ходе последнего партийного собрания в зале заседаний Американского Легиона, настало время попросить собравшихся указать на карточках три имени для дальнейшего расследования. Меня назначили в помощь по сбору этих карточек.
Имею сообщить, что на одной из карточек значились три имени: Хьюи Лонг, Чарльз Линдберг, отец Коглин. Будучи городским служащим я работал уборщиком в департаменте полиции. Я опознал почерк на этой карточке и он совершенно точно принадлежит городскому инспектору Сэму Миллеру. Я объявляю его вредителем.
P.S.: Для получения дальнейшей информации прошу связаться со мной у меня дома, а не на работе. Также прошу сообщить, какая награда мне полагается. Благодарю.
Глава двенадцатая
Тони подошёл ближе, и Сэм ощутил запах пота, угля, старой одежды, плохой еды и долгого путешествия по дорогам и железнодорожным путям.
Его брат протянул руку, и Сэм без колебаний пожал её. Ладонь оказалась грубой от работы на свежем воздухе, которой его брат занимался в лагере. Сэм полез в карман пальто, достал замотанный в вощёную бумагу свёрток, что взял на стоянке грузовиков за двадцать пять центов и протянул его. Тони жадно разорвал упаковку и принялся жевать ростбиф и сырный сэндвич. Сэм позволил старшему брату поесть в тишине. Закончив, Тони произнёс:
— Господи, вкусно-то как. Спасибо, — а затем присел рядом с Сэмом на широкий передний бампер «Паккарда».
— Не за что.
Тони вытер рот ладонью и Сэм спросил:
— Сколько ты уже на воле?
— Всего неделю.
— Как сам?
— Устал. Промок. Надеюсь, никогда в жизни больше не возьмусь за топор. Ты как?
— Живу потихоньку.
— Как Сара? Как мой племяш?
— Живут потихоньку.
— Хорошо. Рад слышать. Знаешь… В лагере возникает странное чувство, когда думаешь, как там живёт семья, друзья. Все эти месяцы там тянулись так долго, каждый сраный день одно и то же. А Сара и Тоби… рад, что у них всё хорошо. В тех местах… много думаешь о семье.
— Они переживают за тебя, — сказал Сэм.
Тони смял вощёную бумагу и бросил комок во тьму.
— Продуктовые передачи отлично помогают, даже с учётом того, что половину крысят охранники. Если б не ваши посылки, пришлось бы есть один чёрствый хлеб да картофельную баланду.
— Рад, что посылки помогли.
— Знаешь, места, где лагерь построили — просто великолепные. С радостью поохотился бы в тех горах, если времена когда-нибудь изменятся. Боже, вот ещё чего мне не хватает, так это похода в лес на охоту.
Сэм вспомнил, как Тони всегда становился счастливее, когда рыбачил или охотился, чем, когда занимался работой по дому или учился в школе.
— Надолго здесь?
— Пока не знаю.
Сэм знал, что нужно сказать дальше и вновь ощутил себя двенадцатилетним, когда пытался противиться старшему брату.
— Тогда, тебе следует знать — надолго тебе оставаться нельзя.
— Это почему же?
— Сам знаешь, почему.
— Просвети меня, братишка.
«Братишка».