— Тони, ты беглый. Останешься здесь, тебя точно примут, не сомневайся. За Портсмутом в министерстве внутренних дел и ФБР следят в первую очередь. Едва за твою голову объявят награду, останется крайне мало мест в пределах города, где ты смог бы укрыться.
— Знаешь, а может, у меня нет выбора? С тех пор как я выбрался, это единственное место, куда я могу пойти, по крайней мере, пока. Так, скажи мне, что тебя больше тревожит? Что меня арестуют? Или тебя напрягает то, что это произойдёт на твоём заднем дворе?
— Я не хочу, чтобы тебя арестовали, а ещё я пытаюсь защитить семью. Если ты так переживаешь за Сару и Тоби, тебе следует поискать ночлег в другом месте.
— Ты тоже моя семья, братишка.
— Если меня закроют из-за тебя, Тоби и Сара будут страдать. Ты хоть раз об этом подумал?
Ответа не последовало, лишь старая запутанная тишина повисла между двумя братьями, которые так никогда и не были друзьями. Сэму захотелось что-нибудь пнуть. Всегда так было, всегда они с братом были, словно, две радиостанции, которые вели бесконечные трансляции на разных частотах.
— Я тут ненадолго задержусь, ладно? — Голос Тони смягчился, как будто он заметил смятение брата и попытался всё исправить.
— Правда? Что-то задумал? Какие-то планы?
— Ага, именно так. Я одет в вонючее рваньё, мои ноги все в мозолях, у меня нет денег, мне негде спать, но, да, братишка, у меня есть планы. Целое громадьё планов!
Сэм ощутил стыд, подумав о том, что Тони чувствовал, когда, наконец, освободился после многих лет работы в лагере, не получая от брата ничего, кроме горя, за исключением дешёвого сэндвича со стоянки.
— Как мама? Перемены есть? — спросил Тони.
— У неё бывают и светлые полосы и тёмные. Зависит от того, когда её навещаешь.
— Увидишь её в следующий раз, передавай привет от меня. А Сара всё ещё работает в школьном департаменте? А Тоби всё ещё хулиганит?
— Да и да, — ответил Сэм. — Ты действительно уедешь через пару дней?
— Ага, уеду.
— Я могу тебя кое-куда отвезти, если хочешь.
— Я не ослышался? Пару минут назад ты был столь шокирован, что был готов передать меня Джону Эдгару Гуверу лично в руки. А теперь предлагаешь мне укрытие? Нихера себе перемены.
— Это не так. Я реалист. Останешься на улице — скорее загребут. Могу отвезти тебя в пансионат. Тамошний хозяин мне немного задолжал. Что скажешь?
— Если откажусь, арестуешь?
В воздухе между ними что-то повисло. Как будто в лесу раздался крик того, кого только что загнали и убили. Сэм тихо произнёс:
— Следовало бы. Надо бы немедленно скрутить тебя и проследить, чтобы к завтрашнему дню ты оказался в Форте Драм. Ты всегда был занозой в жопе, всегда считал себя лучше меня, но я не стану тебя возвращать. Это… дела сейчас плохи, Тони, но они не так плохи по сравнению с тем, чтобы вязать родного брата.
Тони пихнул его локтем.
— Знал бы ты, сколько народу попало в лагерь по доносам собственных родственников, либо за вознаграждение, либо, чтобы спасти собственную шкуру. Ты гораздо лучше многих.
— Не уверен, что я именно такой, но арестовывать тебя я не буду.
— Значит, получил оба моих послания.
— Их трудно не заметить, — ответил Сэм. — Я никогда не забуду, что мы друг для друга делали, чтобы предупредить друг друга, когда отец буянил.
— Ага, три камешка или три палки на крыльце, и бегом на остров Пирс, ждать, пока его настроение не изменится. Либо пока не уснёт нахрен в кресле. Или пока мама не скажет ему идти на чердак отсыпаться. Суровые времена, но хорошие, братишка.
— Ну, это ты так запомнил. Я помню только, что отец напивался, избивал нас и доводил маму до слёз.
— Он пахал изо всех сил, ты же знаешь. Работа, в итоге, его и сгубила.
— Это в прошлом, Тони.
— Да хер там. Именно из-за этого у меня и начались неприятности на верфи. Семья может означать больше, чем просто кровь, понимаешь? Я хотел реорганизовать профсоюз, добиться лучшего медобслуживания для рабочих, увеличить количество врачей в одной смене… ты ж знаешь, местный врач, когда отец начал кашлять, даже не знал, что он воевал на первой войне. Ну, он и сказал отцу держаться подальше от пыли, сказал, что так лёгкие поправятся. Охуенный диагноз. Это его и убило.
— Ничего бы не изменилось, сам знаешь, — сказал Сэм.
— О, мой братец-коп теперь ещё и доктор, да? Тебе не кажется, что если бы отец не болел, то не бухал бы так, и не был бы все эти годы жесток с мамой и с нами? Не кажется?
— Ой, блин, не знаю, — сказал Сэм, обозлённый на то, что его снова ткнули носом в ту же самую кучу, что и раньше.