Тоби сидел рядом на широком переднем сиденье «Паккарда», держал обеими руками школьный рюкзак и болтал о новой тётеньке в школьной столовой, которая постоянно роняла на пол картофельное пюре во время раздачи. Сэм размышлял о предстоящем дне, о Джоне Доу, о Тони, который прятался в лесах, или выбрался в город, о незаконном посетителе этой ночью.
Когда они доехали до конца Грейсон-стрит, по правую сторону, у дома, который пустовал уже месяц, кто-то был. Когда-то этот дом принадлежал семье Яблонски. Однажды семья просто испарилась, и никто не знал, почему. Если кто и видел, как к дому подъезжал чёрный автомобиль, распространяться об этом он не стал.
У дома стоял грузовик, рядом стояла пара молодых людей, а трое легионеров Лонга руководили грузчиками, что таскали в дом коробки и мебель. Так, вот, оно и бывает, в других местах. Но в Портсмуте подобного до сего дня не случалось. Кто-то на кого-то донёс властям, и в качестве награды, доносчики получали жильё депортированных.
Сэм остановился у жёлто-чёрного знака остановки и взглянул в зеркало заднего вида, наблюдая за переездом новых соседей. Затем он переключил передачу и поехал дальше.
— Можно спросить, пап?
— Конечно, спрашивай.
— Ты же не стукач, правда?
Он повернулся. Тоби смотрел на него с серьёзным выражением лица.
— Стукач? А ты почему спрашиваешь?
— Ну, в школе некоторые пацаны говорят, что все копы — стукачи. Типа, они сажают их отцов по выдуманным делам. Что берут деньги у плохих парней. Типа того. На перемене вчера некоторые говорили, будто ты стукач.
Жена, управляющая станцией Подземки в их подвале. Брат, живущий бог знает где и как, в пяти милях отсюда, и он, офицер полиции, который позволил ему уйти. Семья против долга. Хороший парень против стукача. «И где же мы достали деньги, чтобы купить дом?» — подумал он.
— Нет, Тоби, я ни от кого, кроме города, денег не беру. И плохих парней я сажаю за настоящие дела, а не за выдуманные.
Сын продолжал молчать, поигрывая лямками рюкзака.
— Тоби, ты ведь мне веришь?
— Да, пап, конечно, верю.
Тоби продолжал молчать, пока они не подъехали к приземистому кирпичному зданию школы на Спринг-стрит. Через дорогу от школы находилась небольшая бакалейная лавка. На бетонной стене магазина были изображены красные серп и молот и надпись кривыми буквами «ДОЛОЙ ЛОНГА!». Тоби выглянул в окно и произнёс:
— Видишь того пацана, пап? Около забора, парень в коричневом пальто? Это Грег Кеннан. Это он сказал, что ты стукач. Я… Я скажу ему, что он был неправ насчёт тебя.
— Только не лезь в неприятности, хорошо?
— Знаешь, я ведь могу его сделать. Если бы мы подрались.
Этот взгляд, дьявольский взгляд, который порой напоминал Сэму о Тони.
— Не лезь в драку.
— Я просто хотел за тебя заступиться, вот и всё.
— А я хочу, чтобы ты вёл себя хорошо, понятно?
Губы Тоби задрожали.
— Мне не нравится лезть в неприятности. Я… иногда оно само случается. Не могу справиться. Мама понимает. Почему ты не понимаешь?
— Что понимает?
Тоби открыл массивную дверь, выбрался наружу, и направился на огороженный забором двор. Двое мальчишек в куртках и трико пинали мяч о школьную стену. Рядом располагалась парковка, где останавливались те учителя и управляющий персонал, кому повезло обзавестись собственным автомобилем. На тротуаре стояли три девочки и играли в йо-йо. На краю двора стоял Фрэнк Камински, брат местного агитатора Эрика. Вышел владелец бакалейной лавки с ведром белой краски и кистью в руках, он подошёл к серпу и молоту и замер с поникшими плечами.
— Нет, Тоби, — сам себе сказал Сэм, заводя «Паккард». — Я не стукач. И тебе не нужно за меня заступаться.
В подвале портсмутского городского госпиталя, что в семи кварталах к югу от полицейского департамента на Джанкинс-авеню, у судмедэксперта округа Рокинхэм имелся небольшой кабинет и рабочее пространство рядом с моргом. Стены были выложены из кирпича и бетонных блоков, выкрашенных в бледно-зелёный цвет. Когда Сэм вошёл, замигали лампы. Судмедэксперт сидел за столом, заваленном бумагами и папками — обычный бардак для перегруженного работой и обиженного деньгами окружного служащего. На стенах в рамках висели фотоснимки Уайт-Маунтинс, которые сделал доктор — этим хобби он гордился.
— Вы как раз вовремя, — сказал Уильям Сондерс. Голос у доктора был скрипучий — наследие старой раны горла, полученной на Западном фронте во время предыдущей войны.