И я почувствовал внезапную краску стыда. За то, что был собой. За то, что был Эмбри Муром (младшим-чертовым-бесполезным-лейтенантом Эмбри Муром), и это меня разозлило. Кем возомнил себя этот довольный мудак, чтобы заставлять меня стыдиться самого себя? Только я сам имел право заставлять себя это чувствовать.
Я сделал шаг к нему, становясь в оборонительную позицию, из-за чего наши грудные клетки оказались на расстоянии руки. С некоторым удовлетворением я понял, что был выше него на три сантиметра или около того, хотя в нем, вероятно, было на добрых тринадцать килограмм чистых мышц больше, чем у меня. И с еще большим удовлетворением понял, что на его мундире золотистые погоны. Младший лейтенант, как я.
Я обрел голос.
— Это были не мои люди, лейтенант.
— Значит, ты просто собирался позволить им выбить друг из друга дерьмо?
Я закатил глаза.
— Они — большие мальчики. Они могут позаботиться о себе.
Лицо Колчестера не изменилось.
— Наша работа — следить за ними.
— Я даже не знаю, кто они такие, черт возьми.
— Значит, когда ты там будешь сражаться с солдатами Карпатии, то все так и будет? Ты собираешься лишь смотреть на своих подчиненных?
— О, поверь мне, лейтенант Колчестер, я очень тщательно слежу за своими подчиненными, можно сказать даже не выпускаю из объятий.
Даг и Ву засмеялись, и я ухмыльнулся, но в мгновение ока я оказался прижатым к металлической стене казармы теплым предплечьем Колчестера, упирающимся в мое горло.
— Все это для тебя шутка? — спросил он тихо, так тихо, что остальные не могли слышать. — Те горы, находящиеся вдали — не настоящие? А пули в твоем пистолете тоже не настоящие? Потому что для солдат Карпатии это не шутки. У них нет холостых патронов, лейтенант Мур, и не фальшивые самодельные мины они устанавливают на дорогах. Ты будешь просить этих мужчин следовать за тобой, даже когда они сомневаются в тебе, даже когда ты сомневаешься в себе, и поэтому тебе лучше верить в то, что это имеет значение, что ты должен присматривать за ними. Здесь, там, везде, черт тебя подери. И если ты не можешь этого принять, то я предлагаю тебе отправиться в штаб к капитану и попросить, чтобы тебя вернули домой.
— Пошел на хер, — прорычал я.
Он сильнее прижал руку к моему горлу, практически заблокировав (но не полностью) приток крови, а его глаза пронеслись по моему лицу, а затем по моему телу, которое он заключил в клетку у стены своим собственным телом. Его глаза стали темнее в тени стены, как холодные глубины озер, но больше ничего холодного в нем не было прямо сейчас. Его тело, прижавшееся ко мне, было теплым, и я видел пульсирующую жилку на его шее, и на долю секунды его губы раскрылись, а длинные ресницы затрепетали, словно он хотел закрыть глаза, но забыл, как это делается.
— Пошел на хер, — повторил я, но на этот раз тише, ослабевший из-за его руки на моей шее и чего-то еще, что я не хотел изучать.
Он наклонился и прошептал мне на ухо:
— Я бы предпочел, чтобы все было как раз наоборот, — и отступил, опустив руку.
Я прерывисто задышал, свежий кислород прорезал мою кровь, как лед.
К тому времени, как мое зрение прояснилось, лейтенант Колчестер исчез.
ГЛАВА 2
Эмбри
Настоящее
Теперь моя жизнь состоит из двух частей.
Из того, что было в прошлом, и из того, что есть сейчас.
До и после.
Сейчас я — женатый человек, в некотором смысле. В нелепом, безумном, прекрасно-испорченном смысле, которого никогда не признает ни одно государство и ни одна церковь. Но из-за этого наши отношения не становятся менее реальными. Из-за этого наши отношения не становятся менее справедливыми. В тот момент, когда Грир, Эш и я держались за руки и дали обещание (обещание того, что мы даже не понимали, но точно знали, что больше не можем это сдерживать), в этот момент и состоялась наша свадьба. Вообще-то, свадьба включала в себя и то, что произошло после: пот, слезы и пролитую сперму, своего рода древний ритуал, который мы инстинктивно знали, как выполнить; танец, которому мы никогда не учились, но уже освоили.
Я думал, что это станет моей погибелью. Мое наказание за то, что я был плохим эгоистичным человеком; человеком, который заставил страдать Эша, страдать Грир, который за тридцать пять лет жизни заставил страдать бесчисленное количество других людей. Я шел по проходу с кузиной Грир, Абилин, держащейся за мою руку, но мог думать лишь о том, что упустил свой шанс, ведь это могла бы быть моя свадьба. Эш собирался отречься от своей драгоценной католической церкви, от своей карьеры, от своего будущего, просто чтобы увидеть, как я иду к нему по проходу, просто чтобы увидеть его кольцо на моем пальце, и я сказал «нет».