— Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — бормочет он, все еще сжимая мой пиджак в кулаках. — Сейчас. Сегодня.
Как долго я ждал этого гребаного момента? И сегодня он сам этого хочет, именно в тот вечер, после которого больше не будет моим? Я ненадолго задумываюсь, не сделать ли это, массируя его простату и потираясь своим спрятанным в штаны членом о его пах, но мне даже не требуется напоминать себе, насколько это будет неправильно. Я и так это знаю.
Уже знаю.
— Эш, мы не можем, — говорю я, сожалея о том, что мой голос звучит сдавленно, и вынимаю из него палец. — Грир.
Эш кивает, уткнувшись в мою шею, но я вижу, что он все еще охвачен возбуждением.
— Мы точно не можем? Даже чуть-чуть?
Я едва не улыбнулся его мольбе, потому что так приятно видеть его таким, моего сильного короля, ради меня готового стать уязвимым, но чувствую, как слезы жгут мне глаза, подступая к горлу. Почему именно сегодня я застал его за прослушиванием вальса? Именно в этот вечер он решил, что хочет отдать мне что-то особенное?
Почему именно сегодня он напомнил мне о том, как сильно меня любит? Заставил меня вспомнить, как сильно я люблю его?
— Эш, — повторяю я, надеясь, что он не услышит слез в моем голосе. — Ты же знаешь, что мы не можем.
В какой-то момент мне кажется, что он собирается поспорить, и если он это сделает, то я пропал. Я и так едва в состоянии держаться за здравый смысл и мораль, и если он попросит, я уступлю. Я не могу отказать себе в удовольствии насладиться изгибами длинных бедер Эша, напряженным рельефом его живота, всхлипами и стонами, мыслью о том, как он кончает себе на живот, пока я глубоко вгоняю свой член в его гостеприимную попку…
— Ты прав, — наконец с тяжелым вздохом произносит он, и кажется, что сам воздух вокруг нас разряжается. — Ты прав. Я говорил, что мы не могли позволить себе это раньше, и не должны были сейчас. Это причинит боль Грир. — Он поднимает голову, чтобы посмотреть мне в лицо, и его красивые губы изгибаются в печальной улыбке. — Неужели ты не можешь все уладить с Абилин, попросить прощения у Грир, чтобы мы снова могли быть вместе?
Я не хочу честности.
Я не хочу ничего, кроме возбужденной плоти, любви и запаха секса, витающего в воздухе вокруг нас.
Но я все равно поступаю так, я выбираю путь морали. Пора становиться хорошим человеком.
— Я собираюсь жениться на Абилин, Эш.
Он отпускает мой пиджак.
Я делаю глубокий вдох, решая начать с самого главного.
— Я ухожу с поста вице-президента. Официальное заявление об отставке поступит в офис завтра, но я хотел сначала поговорить с тобой.
У Эша такое выражение лица, будто я только что дал ему пощечину. Он отшатывается, быстро моргает и отворачивается.
— Эш…
— Дай мне гребаную минуту, Эмбри.
Но я не могу, просто не могу, потому что Эш повернулся ко мне спиной, и нотки боли в его голосе... они разрывают меня, вызывая нестерпимую боль.
— Ты должен понимать, что я не смогу стоять в стороне и смотреть, как ты не в состоянии защитить Грир.
Мои слова опускаются между нами, как железный занавес, и он оборачивается с непроницаемым лицом. Его брюки снова застегнуты, он прислоняется к краю стола и скрещивает руки на груди. В нем не осталось и следа от ранимого умоляющего мужчины, каким он был минуту назад, — он снова стал властным королем.
— Смотреть, как я не в состоянии защитить Грир, — медленно повторяет он, словно не уверен, что правильно меня расслышал.
Достаточно одного взгляда его зеленых глаз, скользнувшего по моему лицу, и он видит всю правду. Точно так же, как он понимал, за каким выступом скалы скрываются сепаратисты, как он мог провести своих людей по единственной безопасной тропинке в горящей деревне — также он может смотреть на меня и вытаскивать скрытую правду из моих слов. Я до сих пор не понимаю, как ему это удается, даже спустя столько лет, но, по крайней мере, я хорошо его изучил, и был готов.
Он глубоко вздыхает, а затем кивает сам себе.
— Как республиканец или демократ?
Я знал, что он интуитивно сразу раскусит правду, но меня все равно задевает этот долгий вздох, его покорный кивок.
— Республиканец.
— Полагаю, Морган будет твоим вице-президентом на выборах?
— Если я пройду праймериз.
— Ты пройдешь. — В голосе Эша звучит усталая гордость, от которой я замираю. Мне приходится на мгновение отвести взгляд.
— Что ж, ты понимаешь, почему я должен жениться на Абилин — я не могу позволить потенциально беременной моим ребенком женщине ходить без кольца во время предвыборной кампании.
— Значит, ты женишься на той, которую не любишь, только для того, чтобы досадить мне. — В его голосе слышится безучастность и усталость. — Ты сделаешь больно Грир, причиняя боль мне.
— Я не пытаюсь причинить тебе боль, Эш.
При этих словах он издает приглушенный смешок.
— Я серьезно.
Он выпрямляется и приближается ко мне на шаг.
— Я тоже, Эмбри. Я на самом деле должен в это поверить? Ты уходишь со своей должности, чтобы замахнуться на мою, потому что не хочешь причинить мне боль? Хочешь сказать, что я не смог защитить свою жену, и поэтому ты бросил нас обоих ради человека, которого ненавидишь, чтобы она не причинила мне боль?
Я набираюсь решимости, которую копил на случай такого исхода.
— Дело не в этом, Эш. Вопрос в выборе, который обезопасит Грир. Кто-то должен остановить Мелваса, но ты этого не сделаешь.
— Откуда ты знаешь? — спрашивает Эш с болью в голосе. — Откуда ты знаешь, что я этого не сделаю? То, что я не объявил войну и не пошел на убийство, не означает, что я не собираюсь делать все что в моих силах, чтобы защитить свою жену и страну.
— Разница в том, что я не боюсь делать то, что нужно. А ты, думаю, боишься.
— Ты уходишь от меня. Потому что считаешь меня трусом.
Я этого не отрицаю. По крайней мере, я обязан посмотреть ему в глаза, когда правда встанет между нами.
— О, боже мой, — говорит Эш, проводя руками по волосам, а затем сцепляя пальцы на затылке и расхаживая взад-вперед, пока правда доходит до него. Раньше он реагировал с бесстрастной логикой солдата, оценивая и изучая пейзаж, но теперь... теперь он реагирует как мужчина. — Боже мой. Ты бросаешь меня. Снова уходишь от меня, и я почти... я почти позволил тебе... — его голос сильно дрожит. — Я не могу поверить, что почти позволил тебе…
Он перестает расхаживать по комнате и расцепляет руки, уставившись на свои пустые ладони. Интересно, вспоминает ли он сейчас, как сжимал лацканы моего пиджака, когда прижимался ко мне.
В груди у меня все сдавливает.
Будь сильным. Вспомни лицо Грир в Карпатии, вспомни ее слезы.
— Мог бы и догадаться, — шепчет он себе под нос. — Я должен был догадаться.
— Эш.
Он поворачивается ко мне, и от него исходит столько гнева и боли, что я отступаю на шаг.
— Как всегда, Эмбри. Всегда. Я отдаю и отдаю, а ты делаешь мне больно. Ты швыряешь эту боль мне в лицо.
— Эш.
— Нет, — яростно произносит он. — Не смей. Ты поступаешь так снова и снова. Я делаю предложение, а ты отвергаешь меня, я второй раз делаю предложение, а ты снова отказываешь. Я впускаю тебя в свой брак, в свое сердце, в свою постель, а потом ты меня бросаешь. Сейчас ты не просто бросаешь меня, ты пытаешься украсть для себя то, что должно было принадлежать нам.
Несмотря на его ярость, в его глазах блестят слезы, и я чувствую, будто с меня заживо сдирают кожу.
— Я люблю тебя, Эш, — шепчу ему. — Я всегда любил тебя.
— Правда? Потому что я всегда любил тебя, и, очевидно, этого оказалось недостаточно.
Я делаю глубокий вдох, снова набираясь решимости.
— Ты говоришь так, будто для меня это легко. Это чертовски нелегко, Эш, это разбивает мое гребаное сердце. Мне было больно говорить тебе «нет» оба раза, я ненавидел себя за это, но я должен был — точно так же, как я должен сделать и сейчас. Разве ты не видишь этого?