— Грязные телки, — говорит Ван Паттен. — Будь осторожен. Хороших тут нет.
— Внизу говно, -орет Макдермотт.
— Вы нашли наркотики? — кричит Ван Паттен. — Мы видели Рикардо.
— Нет, -ору я, — не получилось. У Мэдисона нет.
— Пропустите официанта, блядь, пропустите официанта, — сзади орет парень.
— Ничего не выйдет, — ору я. -Ничего не слышу.
— Что? — вопит Ван Паттен. -Ничего не слышу.
Вдруг Макдермотт хватает меня за руку:
— Прайс что, совсем охуел? Смотри!
Как в кино, я оборачиваюсь с усилием, и, встав на цыпочки, вижу, что Прайс залез на перила и пытается сохранить равновесие. Кто-то сунул ему стакан с шампанским. Не то пьяный, не то обдолбанный Прайс, закрыв глаза, простирает руки вперед, словно благословляя толпу. Позади него, как и прежде, вспыхивает стробоскопическая лампа. Искуственный дым пыхает как сумасшедший, обволакивая Прайса серым туманом. Тим что-то выкрикивает, но мне не слышно — зал набит до отказа. Шумовой фон создается комбинацией оглушительной песни «Party All the Time», которую поет Эдди Мерфи, и несмолкающим гулом бизнесменов, так что, не сводя с Прайса глаз, я проталкиваюсь вперед. Мне удается протиснуться мимо Мэдисона, Хью, Тернбола, Каннингхэма, но людей так много, что добраться туда невозможно. Всего несколько лиц обращены к Тиму, по-прежнему балансирующему на перилах. С полузакрытыми глазами он что-то выкрикивает. Мне неловко. Я даже рад тому, что застрял в толпе, и не могу добраться до него, не могу спасти его от практически неизбежного позора. Я слышу, как Прайс кричит: «Прощайте!». Он очень удачно поймал секундное затишье. Когда толпа наконец обращает на него внимание, он орет: «Мудозвоны!». Ловко повернувшись, он спрыгивает с перил и, оказавшись на рельсах, бежит прочь; шампанское пенится в стакане, который он держит в руке. Прайс спотыкается, раз, второй. Стробоскоп продолжает вспыхивать, и от этого все как бы в замедленной съемке. Удержавшись на ногах, Прайс исчезает в темноте. У перил сидит все тот же ленивый охранник. Кажется, он качает головой.
— Прайс! Вернись! — ору я, но толпа аплодирует этому представлению.
— Прайс! — я опять кричу, невзирая на рукоплескания. Но Прайс исчез, и я сомневаюсь, что, если бы он меня услышал, то отреагировал бы хоть как-нибудь. Стоящий рядом Мэдисон, как бы поздравляя меня с чем-то, протягивает мне руку.
— Этот чувак — без тормозов.
Сзади подходит Макдермотт и хватает меня за плечо.
— Тут еще какой-то зал VIP, о котором Прайс знает, а мы — нет, а? Макдермотт, похоже, очень взволнован.
Мы стоим у входа в «Туннель», я все еще прусь, но уже очень устал. Удивительно, но во рту у меня по-прежнему вкус сахарозаменителя, даже после еще пары стаканов «Столичной» и J&B. Половина первого, и мы наблюдаем, как лимузины пытаются повернуть налево, на Вест Сайд хайвей. Нас трое: Макдермотт, Ван Паттен и я. Мы обсуждаем, получится ли отыскать новый клуб под названием «Nekenieh». На самом деле меня не то что прет, но похоже, что я пьян.
— Может, пообедаем вместе? — спрашиваю я, зевая. — Например, завтра?
— Не могу, — отвечает Макдермотт. — Я иду стричься в Pierre.
— Тогда, может, позавтракаем? — предлагаю я.
— Не получится, — говорит Ван Паттен. — У меня маникюр в Gio.
— Кстати, — говорю я, рассматривая свою руку, — мне тоже нужно сделать маникюр.
— Тогда поужинаем? — спрашивает меня Макдермотт.
— У меня свидание, — отвечаю я. — Черт.
— А ты? — Макдермотт спрашивает у Ван Паттена.
— Исключено, — говорит Ван Паттен. — Должен пойти в Sunmakers. А потом у меня тренировка с личным тренером.
ОФИС
В лифте Фредерик Диббл рассказывает мне о статье на шестой странице, или еще в какой-то светской хронике, про Ивану Трамп. Потом он делится впечатлениями о новом таиландско-итальянском ресторане в верхнем Ист Сайде, куда он вчера ходил с Эмили Гамильтон. Потом принимается восхваляет какое-то замечательное блюдо — «фузилли шиитаке». Я достаю золотую ручку Cross, чтобы записать название ресторана в свою записную книжку. На Диббле двубортный шерстяной костюм в почти незаметную полоску от Canali Milano, хлопчатобумажная рубашка от Bill Blass и тканый галстук в миниатюрную шотландскую клетку от Bill Blass Signature. В руках он держит плащ от Missoni Uomo. У него великолепная, дорогая стрижка, на которую я взираю с восторгом. Диббл начинает напевать мелодию, звучащую в лифте, — скорее всего, это «Sympathy for the Devil», как и во всех лифтах нашего здания. Я хочу спросить Диббла, не смотрел ли он утром Шоу Патти Винтерс про аутизм, но он выходит на один этаж раньше меня, успев повторить название ресторана — «Thaidialano», и сказать мне «До встречи, Маркус». Двери закрываются. На мне костюм из шерсти в крапинку, брюки в складку от Hugo Boss, шелковый галстук тоже от Hugo Boss, хлопчатобумажная рубашка с ворсом от Joseph Abboud и ботинки от Brooks Brothers. Утром я слишком усердно чистил зубы нитью и до сих пор чувствую в горле медный вкус крови. Почистив зубы, я прополоскал рот листерином, и до сих пор во рту у меня все горит, но, выходя из лифта, размахивая новым черным кожаным дипломатом от Bottega Veneta, проскальзывая мимо вешалки Wittenborn, я все равно улыбаюсь, хоть никого вокруг и нет.
Моя секретарша Джин сидит за своим столом. Она влюблена в меня. Наверное, я на ней когда-нибудь женюсь. Как обычно, чтобы привлечь мое внимание, она одета очень дорого и совершенно неуместно: кашемировая кофточка от Chanel, кашемировый свитер, кашемировый шарфик, серьги из фальшивого жемчуга, брюки от Barney's (шерстяной креп). Приближаясь к ее столу, я стаскиваю на шею наушники. Она поднимает глаза и несмело улыбается.
— Опаздываешь? — спрашивает она.
— Я был на аэробике, — говорю я совершенно спокойно. — Извини. Есть что-нибудь для меня?
— Рикки Хендрикс просил передать, что он сегодня не сможет, — говорит она. — Он не сказал, что и почему.
— Мы с Рикки иногда занимаемся боксом в Harvard Club, — объясняю я ей. — Что-нибудь еще?
— Да… Спенсер хочет встретиться с тобой в «Fluties Pier 17», — с улыбкой сообщает она.
— Когда? — спрашиваю я.
— В шесть.
— Не получится, — говорю я, проходя в свой кабинет, — я не могу.
Она встает из-за стола и идет вслед за мной.
— Но что мне ему сказать? — с энтузиазмом спрашивает она.
— Просто… скажи… «нет», — говорю я, снимая пальто Armani и вешая его на плечики Alex Loeb, купленные в Bloomingdale's.
— Просто…сказать… «нет»? — переспрашивает она.
— Ты видела утром Шоу Патти Винтерс? — спрашиваю я. — Об аутизме.
— Нет, — улыбается она, словно очарованная моим интересом именно к этому шоу. — Ну и как оно?
Я беру утренний выпуск Wall Street Journal и просматриваю первую страницу — она сливается в одно черное бессмысленное пятно.
— По-моему, я в бреду смотрел это шоу. Не знаю. Не уверен. Не помню, — бормочу я. Откладываю Wall Street Journal и беру Financial Times. — Честно, я не помню.
Она продолжает стоять, ожидая указаний. Я вздыхаю и складываю руки вместе. — Я сижу за столом Palazzetti со стеклянной столешницей. Справа и слева от меня стоят галогеновые лампы, они уже включены.
— Слушай, Джин, — начинаю я. — Надо заказать столик на троих в «Верблюдах» на половину первого, а если там не получится, попробуй в «Карандашах». Хорошо?
— Слушаюсь, сэр, — шутливым тоном произносит она и уходит.
— Постой, — говорю я, кое-что вспомнив. — Ещё надо заказать на восемь столик в «Аркадии». На двоих.