У Дженни были и враги, в частности один, доставшийся ей от мужа вместе с его долгом: Коллис Хантингтон, который в то время, разумеется, был президентом Southern Pacific. Поскольку правительство готовилось, в случае необходимости, принять отдельные меры против него и наследников имений Хопкинса и Крокера за деньги, которые они по договору обещали вернуть с процентами, цели Дженни Стэнфорд и Хантингтона в тот момент совпали. Хантингтон предложил ей свою помощь. Но вдова не могла забыть оскорбления, нанесенные ее покойному мужу его рукой, и, несомненно, те, которые Хантингтон бросил непосредственно ей. Как писала Дженни, "для меня было невозможно принять помощь от указанных компаний".
По настоянию ее консультантов, понятное дело, расстроенной и плохо подготовленной вдове стало ясно, что финансовая и юридическая помощь от партнеров ее покойного мужа - это просто хороший бизнес. Хантингтон, почувствовав себя оскорбленной, возразила. "Я не буду спать ночами, беспокоясь об этом иске", - написал он. "Если он будет предъявлен мне, я буду защищать его и оплачивать свои расходы по иску. Я не могу предложить миссис Стэнфорд никакой помощи". Союзники Дженни сожалели.
Ее адвокаты оказались не такими неподготовленными, как их клиентка. В марте 1896 года Верховный суд единогласно вынес решение в пользу миссис Стэнфорд и против правительства: "Если закон 1862 года, справедливо истолкованный, исключает мысль о том, что акционеры компаний, получающих субсидиарные облигации, должны были нести личную ответственность перед Соединенными Штатами за основную сумму и проценты, начисляемые по этим облигациям, то законодательство 1864 года, каким бы неразумным оно ни было, не имело эффекта
наложения такой ответственности".
Суд вскользь отметил, что, по его мнению, договоры, защищающие налогоплательщиков, составлены плохо, а Southern Pacific как компания должна была вернуть нации долг за кредит 1860-х годов, Стэнфорд, Хантингтон, Хопкинс и Крокер не могли нести персональную ответственность.
Дженни не могла избавиться от глубокой обиды на Хантингтона и его команду. "Хотя иск закончился успешно, у меня осталось печальное воспоминание о том, что компаньоны моего мужа не оказали мне ни моральной поддержки, ни сочувствия, ни обещания финансовой помощи, которой, естественно, требовал иск", - писала она скорее с убеждением, чем с точностью. "Я искала их помощи и содействия, но они все положительно отказались, заявив, что если дело будет решено неблагоприятно и возбуждено против них, то они будут вести его сами.
за свой счет и не просить моей помощи".
Хантингтону она поклялась отомстить в виде своего умершего сына, воплощенного в студентах университета: "Когда мои Стэнфордские мальчики вырастут, они рассчитаются с вами за ваше отношение ко мне".
После этого безжалостный Хантингтон принялся еще раз избивать измученную вдову. Он "ответил, что она никогда не увидит дня, когда один из ее мальчиков хоть пальцем шевельнет в ее защиту", - вспоминает любимый "мальчик Стэнфорда" Дженни, Джордж Крозерс, который сыграл важную роль в укреплении пошатнувшейся школы для ее впечатляющих успехов в двадцатом веке и, как говорят, был очень похож на Лиланда-младшего. "Рассказывая это, миссис Стэнфорд разрыдалась".
После выпуска железнодорожных акций и облигаций казалось, что проблемы Leland Stanford Junior University остались позади. Но это было не так. Экономическая паника 1893 года, вызванная в основном чрезмерным строительством железных дорог, которые затем не смогли оплатить свои счета, потрясла не только страну, но и весь промышленно развитый мир, который погрузился в шестилетнюю депрессию. Паника также обесценила активы Стэнфорда. Некоторые панегиристы предполагали, что покойный Лиланд Стэнфорд-старший был предсказателем, предвидевшим экономический крах, но доказательств этому нет. Скорее наоборот - Southern Pacific была частью проблемы, а не ее решением.
Дженни все еще распродавала большую часть огромного, знаменитого табуна лошадей, принадлежавшего ее мужу, и цеплялась за кафедру лошадей в университете, хотя бы из ностальгии.
Хотя строительство кампуса возобновилось, Джордан осторожно предположил, что деньги должны были пойти на расширение факультета, планы по созданию всего - от детских садов до аспирантуры - были урезаны. Самым крупным капитальным проектом стал университетский музей. Трудно представить его масштабы, пока не посмотришь на фотографии сооружения, сделанные до того, как землетрясение 1906 года разрушило две трети дворцового здания. "Музей, изначально планировавшийся как независимое учреждение, в конечном итоге был объединен с университетом", - говорится в истории художественной коллекции кампуса. "В сознании миссис Стэнфорд он оставался более тесно связанным с памятью о ее ребенке, чье юношеское коллекционирование она должна была продолжить в монументальном масштабе." В нем были две запертые комнаты, дублировавшие покои мальчика в особняке на Ноб-Хилл, где хранились его различные коллекции. "Это были частные помещения, куда она часто приходила одна или с самыми близкими друзьями". Само здание с более чем миллионом квадратных футов внутреннего пространства в то время было самым большим.