Трезвые, печально известные или выдающиеся, демократы разделились между двумя кандидатами, а республиканцы, опираясь на победы Линкольна и Конгресса, объединились за Стэнфордом. Он победил с 46 процентами голосов, в то время как два его оппонента, проявившие некоторую двойственность в отношении отделения Юга от Севера ранее в том же году, набрали в совокупности 53 процента. Благодаря тому, что они разделили билет, Лиланд Стэнфорд, за полдюжины попыток выиграть выборы, стал восьмым губернатором Калифорнии. Ему было тридцать семь лет. Результат был "почти удивительным", писал один из современных комментаторов. "За Лиланда Стэнфорда как за человека они отдали свои голоса, или не за великого принципа, который он представлял?" Этим принципом, конечно же, было сохранение Союза, "и что измена не может найти опору на калифорнийской земле". В итоге писатель назвал "победу не партийным успехом, а победой Союза над сецессией"
Как бы то ни было, восхождение Стэнфорда было поразительным практически по любым объективным меркам. Он прошел очень долгий путь. Он прошел через фиаско и неудачи. Он оставил свою обеспеченную, хотя и небезупречную жизнь на Востоке ради отчаянной авантюры на Западе. Он много ночей спал на земле в горах, регулярно и в значительной степени полагался на свою семью и деловых партнеров и терпел, как его сограждане неоднократно и бесцеремонно разбивали его стремление к политическому признанию. Менее чем через десять лет после того, как он сошел с корабля и оказался на мели в одичавшем Сан-Франциско, он уже не был просто еще одним амбициозным переселенцем. Осенью 1861 года Лиланд Стэнфорд, имевший роскошный дом и собственные деньги в банке, внезапно стал президентом многообещающей компании, называвшей себя Central Pacific, и губернатором нового штата Калифорния. Он не собирался отказываться от нажитого непосильным трудом. Напротив, его положение ужесточилось.
Портрет губернатора Лиланда Стэнфорда - редкое изображение, на котором он почти улыбается или, как минимум, имеет намек на счастье. Однако он был написан через дюжину лет после его инаугурации, когда шепот улыбки уже давно померк на его губах. Его инаугурационная речь была во многом похожа на ту кислую речь, которой он стал известен. Он начал с того, что отметил, что поселенцы имеют право заселять Калифорнию - за исключением некоторых:
По-моему, совершенно очевидно, что поселение среди нас представителей низшей расы должно пресекаться всеми законными способами. Азия, с ее бесчисленными миллионами, посылает к нашим берегам отбросы своего населения. Большое количество представителей этого класса уже здесь; и, если мы не предпримем что-то на раннем этапе, чтобы остановить их иммиграцию, вопрос о том, какой из двух приливов иммиграции, встречающихся на берегах Тихого океана, должен быть повернут вспять, будет поставлен перед нами в гораздо более трудной ситуации, чем сейчас. Нет никаких сомнений в том, что присутствие среди нас деградировавшего и отличного от других народа должно оказывать пагубное влияние на высшую расу и, в определенной степени, отталкивать желательную иммиграцию.
Часто говорят, и справедливо, что судить о прошлом по-настоящему дико сложно, а иногда и невозможно, так как одна культура не может легко, а редко и адекватно, судить о другой культуре. Учитывая это, стоит отметить, что в середине XIX века едва ли каждый американец европейского происхождения считал своих соотечественников-иммигрантов из других стран, таких как Африка или Азия, равными перед Богом и людьми. Даже судья-республиканец Ф. П. Трейси, отправленный партией сопровождать Стэнфорда в его неудачном предвыборном турне по Калифорнии в 1859 году, чтобы хоть один опытный оратор смог привлечь и удержать толпу, ясно дал это понять в речах, которые слышали сотни и читали в новостях тысячи: "Мы говорили изгнанникам всех стран, здесь есть дом для вас. На этих честных акрах вы сможете заработать на хлеб насущный и, освободившись от тирании старого мира, найти для себя дом, где права равны и где каждый человек будет защищен в осуществлении своих прав".