— Сэр, — шепотом обратился к Хартвеллу седовласый полицейский-сержант, которому, видимо, было уже за шестьдесят. — Мы зарезервировали для вас четыре места.
Он показал на пустые стулья, стоявшие сзади сенатора.
— Если они вам не потребуются, то я тогда, может быть, отдам их журналистам?
Хартвелл снисходительно улыбнулся и кивнул.
— Конечно, отдайте. Мой сын свалился с гриппом, а остальные члены семьи не успели приехать из Бостона.
Сенатор не обошел улыбкой и Ливонаса, который дипломатично ответил ему:
— Для всех нас события разворачиваются слишком быстро, сенатор.
Хартвелл отвернулся и продолжил изучать присутствовавших, а Ливонас достал из портфеля досье Хартвелла. Он быстро просмотрел его. Пятьдесят шесть лет, десять лет как вдовец; сыну, Джеймсу-младшему, нет еще двадцати, но он уже считает себя умеренным демократом. Хартвелл владеет восьмикомнатным особняком в Милтоне, штат Массачусетс, а также небольшим скотоводческим ранчо и незначительными капиталовложениями в Нью-Мексико.
Таковы были все сведения о сенаторе. Ливонасу же хотелось знать о нем больше. Злополучное приятельское рукопожатие Хартвелла и Винсента Де Янга так и стояло у него перед глазами…
Сенатор Хелмс и конгрессмен Махер заняли свои места, и председательствующий Такер, откашлявшись, деликатно постучал молоточком.
— Совместное слушание юридических комиссий палаты представителей и сената объявляется открытым.
Ливонас удобнее устроился в кресле, мрачно наблюдая за происходящим. Его присутствие на заседании было данью протоколу. Сейчас адвокат Хартвелла доложит о финансовом положении сенатора, затем сам сенатор и члены комиссий будут по очереди изливать заверения во взаимных симпатиях, а также прославлять господа бога, страну и президента Роберта Уитмена.
Четыре журналиста заняли свободные места позади Ливонаса, и он, придвинув кресло ближе к столу, оглянулся посмотреть, не было ли среди них кого-нибудь из знакомых. Таких не оказалось. Репортеры непринужденно устроились на местах, предназначавшихся для гостей Хартвелла.
«Удивительно, — подумал Ливонас, — человека выдвигают в вице-президенты Соединенных Штатов, а он даже не привел на слушания ни одного друга или родственника, — подумал Ливонас. — Хотя объяснение Хартвелла прозвучало вполне правдоподобно — о заседании стало известно только вчера утром, его сын болен, а родственники в Бостоне. А поскольку он вдовец, с ним рядом не было и величественной супруги, одаряющей всех улыбками перед объективами телекамер».
И вдруг Ливонас вспомнил об Элизабет Паккард. Он даже приподнялся в кресле, чтобы посмотреть, нет ли ее в зале, но не нашел ее.
Почему же ее нет на слушании? В течение последнего года Хартвелл сопровождал Элизабет на все великосветские приемы Вашингтона, ходили даже слухи об их помолвке.
Ливонас усмехнулся и слегка повернулся, чтобы видеть Хартвелла в профиль. Тот внимательно слушал, как председательствующий Такер докладывал о его сенаторской карьере, перемежая речь комплиментами в адрес сенатора. «Хартвелл выглядит превосходно, — отметил Ливонас. — Умным, энергичным, целеустремленным. А на телеэкране он будет смотреться даже лучше, чем в свое время Масси».
Может быть, Элизабет Паккард тоже заболела гриппом. Вполне возможно.
Ливонас решил позвонить Паккард по телефону из вестибюля и, если застанет ее дома, во время обеденного перерыва съездить в Чеви Чейз и переговорить с ней.
Эндрю необходимо было узнать мнение Элизабет Паккард о Джеймсе Хартвелле.
— Сегодня прохладно, не так ли, господин Ливонас?
Джейми, секретарь Элизабет Паккард, как всегда улыбаясь, приветствовал его.
— Позвольте, я помогу вам.
Стройный молодой человек помог Ливонасу снять пальто и передал его стоявшей рядом служанке.
— Госпожа Паккард ожидает вас в кабинете.
Ливонас прошел за ним в гостиную, отделанную панелями под орех, и далее по неосвещенному холлу в кабинет. Элизабет сидела за небольшим столиком работы восемнадцатого века и внимательно рассматривала заснеженные деревья в саду.
Она встала, приветливо улыбнулась, обошла стол и протянула Ливонасу руку. Ей было уже за пятьдесят, но об этом можно было догадаться лишь по морщинкам вокруг глаз.
— С рождеством, Эндрю, хотя оно могло бы быть и посчастливее. Присаживайтесь поближе к огню.
Элизабет устроилась в антикварном кресле-качалке у камина и с любопытством взглянула на гостя своими карими глазами.