— Кэти, вы забыли лыжи.
Придя домой, Ливонас побрился, принял душ и прилег на часок отдохнуть. Когда он проснулся, было уже полпятого. Энди быстро оделся, поймал такси и заставил водителя гнать вовсю.
У ворот Морской обсерватории на Массачусетс-авеню часовой в форме морского пехотинца, узнав его, пропустил машину на территорию, и они подъехали к белому трехэтажному зданию в викторианском стиле, служившему официальной резиденцией вице-президента.
Было начало шестого, и сумерки быстро сгущались. Ливонас вышел из такси. Открывшийся перед ним вид заставил его помедлить. Длинные тени от здания ложились на покатую, покрытую снегом лужайку.
«Начало вечера всегда навевает грусть», — подумал Ливонас. Большинство мужчин его возраста спешили в это время с работы домой, где их ждали жены и дети. Энди же обычно ждала пустая квартира, служебный кабинет или женщина, готовая снести безразличие, с которым он подходил к такого рода знакомствам после разрыва с Эллен.
Таксист кашлянул и проговорил:
— С вас десять пятьдесят, сэр.
Ливонас вытащил десятку и три однодолларовые бумажки, расплатился с водителем и поспешил по скользким ступеням к входу.
В воздухе отчетливо ощущался дымок от кленовых поленьев, которыми топился камин, а с верхнего этажа доносились слова песни Эллы Фитцджеральд «Мне тепло от твоей любви». Вивиан обожала Фитцджеральд, а Уитмен к музыке был безразличен.
Дверь открыла сама хозяйка. Узнав Ливонаса, она улыбнулась.
— Энди, как прекрасно, что вы пришли. Давайте сюда ваше пальто.
Он вошел в дом, нечаянно задев большой рождественский венок, прикрепленный к двери.
— Очень рад видеть вас, Вив. А где же Ларри?
Бывший морской пехотинец атлетического телосложения был личным камердинером и охранником Уитмена с тех пор, как тот стал вице-президентом.
— Мы знали, что вы должны приехать, и я решила сама открыть дверь.
Вивиан чуть отступила в сторону, любуясь им с той искренностью, с какой любовалась бы родным сыном.
— Как прошла поездка?
— По-моему, нормально.
Она сразу заметила, что в голосе Ливонаса не было энтузиазма, и посмотрела на него с сочувствием.
— Последний раз, когда я была в Сиэтле, мне кажется, я только тем и занималась, что ссорилась со старыми друзьями.
Музыка смолкла.
— Думаю, что кончилась пластинка, — улыбнулась хозяйка. — Боб в кабинете, он вас ждет. Вы останетесь на ужин?
— Я бы с радостью, но уже приглашен.
— Бьюсь об заклад, она прелестна.
Вивиан в нерешительности остановилась на лестнице, по ее лицу пробежала тень беспокойства.
— Энди, в последнее время погода, мне кажется, сильно влияет на Боба. Думаю, что ничего страшного нет, но… Ну, вы понимаете, не давайте ему перегружаться. А то он теперь по малейшему поводу выходит из себя.
Ливонас заверил Вивиан, что он будет сдержан, прошел через холл и, постучавшись, вошел в кабинет, обитый панелями красного дерева.
Уитмен поднялся ему навстречу из-за огромного письменного стола старой английской работы — главной достопримечательности кабинета вице-президента. Он дружески похлопал Ливонаса по плечу и показал на кресло, стоявшее у стола.
— Добро пожаловать обратно в промозглый Вашингтон.
Сам он устроился во вращающемся кресле, обтянутом кожей болотного цвета, и по-отцовски посмотрел на Ливонаса.
— Ты прекрасно выглядишь, Энди, просто прекрасно.
— Вы тоже, — солгал Ливонас.
Уитмен был крупным мужчиной с резкими чертами лица и коротко остриженными, абсолютно седыми волосами; ходил он медленно, шаркающей походкой. Со времени их последней встречи Уитмен похудел, а на лице прибавилось морщин.
Уитмен открыл дверцу правой тумбы стола и достал два низких стакана и бутылку шотландского виски. Он налил виски, передал один стакан Ливонасу и, подняв второй, произнес:
— За нас всех, Энди.
Ливонас почувствовал, как виски обожгло горло. Он наблюдал за Уитменом, который тем временем набивал свою любимую вересковую трубку особой смесью турецкого и виргинского табака из тиковой шкатулки, стоявшей на письменном столе. Из-за Боба Уитмена Энди отказался от журналистской карьеры и занялся политикой. Уитмен был живым примером того, что занятие политикой и целостность натуры могут прекрасно совмещаться в одном человеке, а таких примеров Ливонас знал немного.
Кленовые поленья уютно потрескивали в камине. Из окна на фоне заходящего солнца отчетливо виднелся силуэт Национального собора.
— Ты читал мой доклад? — спросил Уитмен, доставая из кармана фланелевой ковбойки серебряную зажигалку.