— Спасибо! Спасибо за заботу! Но мне захочется в одно место, а я не могу с места сойти, так что спасибо, не надо!..
Полицейский протянул ему телефонный аппарат:
— С вами, мистер Мэрфи, желает поговорить ваша жена. Мы подсоединили удлинитель. И дочери ваши хотят поговорить с вами…
— Я уже мысленно простился с ними, — отвечал Мэрфи. — Скажите им, чтобы они молились за души тех, кого я убил во Вьетнаме, за душу той девочки… И вот что: скажите этим пожарникам внизу, чтобы они не растягивали сеть, не то я сейчас прыгну…
Пожарников убрали. В толпе какие-то парни кричали, задирая головы:
— Давай, парень, не тяни резину! Не томи нас! Что нам, целый день здесь торчать, что ли?! Прыгай давай!..
В толпе заключали пари: прыгнет или не прыгнет.
— Десять долларов против пятерки, что он просидит там еще больше часа!..
Психиатру срочно доставили из библиотеки заказанную им книгу Глэнвилла Уильямса «Святость жизни и уголовное право». Он передал ее своему пациенту на карнизе.
— Прошу вас, прочитайте, ради бога, эту главу. Это гимн во славу жизни…
— Я не верю вашим книжкам, — решительно отмахнулся Мэрфи.
— Дорогие телезрители! — продолжал комментатор. — Я не теряю надежды на счастливый исход… Хотя за год у нас накладывают на себя руки около тридцати тысяч человек, что составляет примерно около тринадцати процентов всей смертности в стране, вспомним, что более ста тысяч попыток остаются безуспешными, незаконченными, неизвестными… Демонстративное, публичное прощание с жизнью на карнизе многоэтажного здания — типично американская форма самоубийства. Родней Мэрфи, американский ветеран войны во Вьетнаме, сидит на карнизе и гадает, прыгнуть или не прыгнуть. Сейчас, после краха американской авантюры с «зелеными и черными беретами» в иранской пустыне, сейчас, после недавней ложной атомной тревоги, поставившей мир на грань ядерной войны, сейчас, в канун президентских выборов и роковых решений, вся Америка в сей тридцать пятый год после рождения атомного оружия встала перед выбором: быть или не быть… Но я верю: подлинное мужество не в том, чтобы покончить с собой, со страной, со всем светом. Мужество настоящее в том, чтобы жить и бороться за жизнь…
Грант медленно оглядел сидевших рядом арестантов. Тупые, пустые морды. Горькие складки борозд и морщин. Поблекшие, потухшие глаза. Глаза мертвецов, ходячих покойников. Но были лица живые, встревоженные, озаренные мыслью.
Через каждые четверть часа телевидение передавало торговую рекламу. Арестанты ворчали: а вдруг Родней как раз и сиганет со своего карниза! Ничего, покажут повторно, как особо острый момент в футбольном или бейсбольном матче…
Шли часы. В тюрьме пообедали, поужинали. А Родней Мэрфи все торчал на карнизе. Вечером, когда пошел четырнадцатый час сидения, его осветили мощными прожекторами. Толпа не расходилась.
— Эй, Родней! — орали парни в толпе. — Эй, Форрестол! Прыгай давай!..
Грант вернулся в камеру, написал концовку. А бывший «зеленый берет» все сидел на карнизе четырнадцатого этажа «психушки», на виду у всей Америки.
«ДОКТОР СМЕРТИ» СНОВА СРЕДИ НАС!
Да, Мак-Дональд и его защитники и не думали сдаваться, бросать, как говорится, полотенце на ринг. 11 августа 1980 года журнал «Тайм» поместил заметку под двойным заголовком:
ФАТАЛЬНОЕ ПРОМЕДЛЕНИЕ
Бывший «зеленый берет» выигрывает апелляцию!
Сообщалось, что апелляционный суд США в Ричмонде, штат Вирджиния, двумя голосами против одного отменил приговор суда в Роли над Мак-Дональдом на том основании, что десятилетние проволочки лишили преступника конституционного права на скорый суд. Тесть Мак-Дональда Кассаб с негодованием заявил печати: «Неужели мы должны выпустить на волю тройного убийцу только потому, что его недостаточно быстро осудили?!» В гневе и отчаянии он пригрозил, что ему «придется взять правосудие в свои руки». В упорстве Альфреду Кассабу отказать нельзя: хлопоча о возобновлении дела против своего зятя, он в свое время посетил всех 535 членов конгресса США!
Слово теперь за министерством юстиции и за Верховным судом США.
Заметка в «Тайме» была напечатана под рубрикой «ЗАКОН». Да, таков закон в Америке.
22 августа, окруженный преданными друзьями и целым отрядом экс-зеленоберетчиков, Мак-Дональд вернулся в свою роскошную квартиру, к своему «ситроену-мазератти», к своей мотояхте «Реанимация» и в свою реанимацию клиники святой Марии. Друзьям он показал, вспомнив угрозы араба Кассаба, бывшего своего тестя, внушительного вида «магнум» 44-го калибра, стреляющего с непревзойденной для американского ручного огнестрельного оружия убойной силой, и… «кабар» — кинжал «зеленого берета», дорогой ему сувенир вьетнамской войны. Шампанское в самых больших бутылках текло рекой, и пена его была белой, как пена тихоокеанского прибоя под окнами. Его снимали со всех сторон, и он фотографировался с широкой белозубой улыбкой и показывал всей Америке в знак победы и торжества два растопыренных пальца. Со стен улыбались бесчисленные фотографии Колетт, Кимми, Кристи. За их улыбками он не видел, не хотел видеть застывшего предсмертного оскала. Пусть мертвецы хоронят своих мертвецов.