Крейг достал из кармана флакон с нитроглицерином, положил в рот сразу пять или шесть шариков. Лицо его лоснилось от пота. Грант, поначалу относившийся к прокурору с определенным предубеждением, сейчас чувствовал к нему симпатию. Как видно, прокурор был на высоком гипертоническом градусе. Грант кое-что смыслил в гипертонии — мать у него умерла от криза…
— Итак, леди и джентльмены, — со злорадным торжеством драматически провозгласил защитник, — нам теперь ясно пристрастие прокурора к наркоманам-хиппи в деле доктора Мак-Дональда и его стремление оградить истинных убийц его семьи. Нам неизвестно, имели ли эти хиппи прямую связь с бандой Мэнсона, но это были птицы одного с ним полета и прекрасно знали из прессы и передач телевидения о том, как совершала свои убийства эта банда, стремившаяся спровоцировать этими убийствами начало негритянской революции в Америке. Мы не можем исключить возможность связи убийц семьи доктора Мак-Дональда с дочерью прокурора Вирджинией Дэр Крейг. Мы узнали также, что сам прокурор, проявляя нелояльность к нашей администрации, понятную нам теперь ненависть к нашей армии, к сыновьям Америки, истекавшим кровью в джунглях и болотах Вьетнама во имя идеалов демократии, становился на сторону каких-то хиппарей, на сторону банды Мэнсона. Леди и джентльмены! Мистер Крейг — жертва «вьетнамского синдрома»! Он психически больной!
Однажды, леди и джентльмены, шел я к мэру Лос-Анджелеса мистеру Йорти в нашем Гражданском центре и вдруг путь мне преградили девицы-хиппи с плакатом против войны во Вьетнаме. Одна из этих девиц, от которых несло марихуаной, преподнесла мне цветок и сказала: «Не сомневаюсь, мистер, что вы честный человек и против всего этого дерьма. Распишитесь в своем протесте!» На груди у нее висел рулон туалетной бумаги с подписями. Леди и джентльмены, эта девица могла быть Вирджинией Дэр Крейг! В барах и дискотеках я видел, как девицы-хиппи танцевали топлесс, да, да, в одних только штанишках-бикини, собирая деньги для антивоенного похода в Вашингтон! Среди них могла быть Вирджиния Дэр Крейг…
— Разрешите напомнить вам, — прервал судья защитника, — что мы не судим здесь дочь мистера Крейга.
— Прошу прощения, ваша честь! Справедливое негодование американского патриота, знаете ли… Ваша честь! Леди и джентльмены! Думается, нет нужды доказывать, что мистер Крейг не может выступать на этом суде в роли прокурора из-за «фамильного скелета» в его шкафу, из-за его антиамериканизма и любви к хиппи и йиппи, убийцам семьи доктора Мак-Дональда, из-за ненависти к нашим славным воинам. Ему следовало с самого начала сделать самоотвод, но он не осознал необходимость этого из-за глубоко субъективного отношения ко всему этому делу. Его гложет чувство вины за гибель дочери, которую он толкнул в объятия хиппарей. Пытаясь оправдаться перед собственной совестью, он стремится доказать, что хиппи — это дети-цветы, а банда Мэнсона — чудовищная мутация, аберрация. Отсюда — бурный поток его диких обвинений. Он скорее умрет, чем даст в обиду память дочери, из-за которой он пришел в несомненное психическое расстройство, и ее друзей-хиппи, этих «мирников» — предателей Америки! Прошу суд отвести мистера Крейга, освободить его от обязанностей обвинителя и прокурора.
Явно растерявшийся судья посмотрел на неподвижно сидевшего с опущенной головой прокурора и сказал:
— Гм!.. Я также получил новую информацию об этом деле, которую мне нужно переварить. Решение вынесу завтра утром.
Гран гиньоль. Черный юмор. Театр абсурда. Куда уйдешь от них в этом сумасшедшем, сумасшедшем, сумасшедшем мире!
— Перед тем как закрыть это заседание, — сказал судья, — поскольку время наше кончается, объявляю следующее решение, кроме уже объявленных: за двадцать две обструкции со стороны защитника я приговариваю его провести уик-энд в городской тюрьме.
— Но моя жена?! — возопил защитник.
Раздался жидкий смех, хлопки, кто-то свистнул.
Грант сидел так близко от соперников, что слышал, как прокурор, защелкивая портфель, сказал вполголоса защитнику:
— Ваша жена? Спросите у своего клиента, как заставить ее замолчать.