Грант снова перелистал газетку — больше из его статьи в ней ничего не было. А он-то думал, что его страстный и вдумчивый труд будут печатать из номера в номер под овацию публики!
— И это все? — спросил он упавшим голосом.
— Тебе мало?! — развел руками Тони Десантис, попыхивая сигарой. — Все остальное ты сунешь в книгу. Так что ты ничего не потерял. Я тебе говорил: это же «Рай реджистер», а не «Таймс»! А ты бесплатно слетал на суд Мак-Дональда, расплатившись только зубами, — вот, кстати, карточка моего дантиста. Недавно он вставил все тридцать два зуба одной голливудской «звездочке» во сто крат лучше старых, хотя и старые были не так уж плохи…
Джон Улисс Грант-младший тяжело поднялся, шагнул к корзине для мусора и брезгливо опустил в нее газетку.
— Увидимся, — буркнул он и пошел к двери.
— Да постой ты, Джонни! — бросился за ним Тони Десантис. — Ты ж кругом в выигрыше. Добыл замечательный материал для концовки, все ингредиенты для бестселлера. Тиснул в печать бесплатную рекламу своей будущей книги…
— Но там нет ни слова о послевоенной судьбе «зеленых беретов», — прорычал Грант.
Десантис крепко ухватил его за плечо:
— Сказано, что неизвестные злоумышленники разбили стекло в твоей машине…
— Ничего нет о чудовищах Франкенштейна и Хелмса…
— Да при чем тут Франкенштейн и Хелмс! Эти монстры украсят твою книгу. Не обкрадывай себя в газетной заметке. Это не диссертация…
— Но меня от начала до конца переписали, выхолостили, оскопили…
— Не принимай, Джонни, это близко к сердцу, — утешал его Тони. — Великий боже! Какой наив! Да еще отец нашей демократии Джефферсон писал, что «человек, никогда не заглядывающий в газету, лучше осведомлен, чем самый заядлый читатель, поскольку тот, кто ничего не знает, ближе к истине, чем тот, чья голова забита враньем и ошибками»!
— Но не я писал этот вздор…
— Разве ты не знаешь, что все репортеры и журналисты проходят через чистилище?.. Главное, материал твой понравился чифу, моему тестю. Он думает тебя и впредь привлекать. Да! А где же твоя заметка об «Апокалипсисе»?
Подумав, Грант достал из внутреннего кармана пиджака свою статью, сунул ее в протянутые руки редактора. У того подпрыгнули брови: еще одна, мол, диссертация! Но он бережно положил новый опус Джона Улисса Гранта на свой стол, щелкнул зажигалкой, прикурил потухшую сигару.
— Огоньку? Куда ты девал свою сигару? На́ другую — «Ромео и Джульетту».
Закурив, Грант закашлялся и сказал:
— Ты говоришь, что твой тесть не прочь… э-э-э…
— Да, он сказал, что ты можешь пригодиться ему и впредь. А сигарным дымом не затягиваются…
— Есть идея, — замялся Грант. — Готовя вот эту… э-э-э… заметку, я перелистал сообщения о слушании комиссией сенатора Фрэнка Черча по делам ЦРУ. Мелькнуло там имя некого Уинстона Бека…
— Первый раз слышу…
— Да и я впервые узнал о нем. Он живет в Вашингтоне, раньше работал в ЦРУ, но порвал с «фирмой» и повел борьбу против нее, но не так, как Филип Эйджи, эмигрировавший в Англию, откуда, правда, его выставили по требованию ЦРУ, а прямо в Вашингтоне, где он издает бюллетень под названием «Контр-ЦРУ». Его так и называют самого — мистер «Контр-ЦРУ».
— Надеюсь, он хорошо застраховал свою жизнь?
— Не знаю, но я посоветую ему сделать это. Я хотел бы повидаться с ним. Конечно, это нужно больше для книги, чем для газетной заметки…
— Ясно, Джонни! О чем речь! Я сам выпишу тебе чек. Главное, книга! Я возлагаю на нее большие надежды. Если ты получишь за нее премию Пулитцера, то мне издательство выплатит денежную премию. — Его золотое перо марки «Кросс» замерло над чековой книжкой. — Одного дня в столице тебе хватит, надеюсь? Прекрасно. Вот твой чек на билет туда и обратно и на содержание. Да! И вот чек тестя за заметку. Всего полсотни долларов, увы, сущая безделица, но первого гонорара обычно всегда хватает лишь на то, чтобы обмыть вступление во вторую древнейшую профессию. Что ни говори, а дьявольски приятно, по себе знаю, впервые увидеть свое имя в печати. Неповторимое это чувство.