Беспокойство о том, как именно эта карта оказалась в его слоте для ноутбука, принесло бóльший вред его настроению, чем сама карта.
Но кто-нибудь посчитает самым очевидным вопросом другой: кто спрятал такую ужасную вещь на компьютере?
Более того: почему?
Наш мистер Морли, возможно, был немного отшельником, но в первую очередь он был неплохим человеком. Он сомневался, что у него когда-либо был враг, и не мог вспомнить, когда он обращался с любым другим человеком со злобой или презрением. Он был приятным человеком, который старался, чтобы в нём было всё приятно, и таким он был всегда.
Я уверен, что это всего лишь национальный предрассудок, - подумал он. - Я - гадкий американец. Толстый, богатый, экстравагантный.
Это было правдой: большинство европейцев не любили американцев по той же причине, что и большинство остального мира. Более высокий уровень жизни, больше свободы, меньше безработицы, больше “Starbucks”, больше еды, больше фильмов, больше гаджетов, больше всего. Это была человеческая натура: винить в своих проблемах людей, которые живут лучше.
Кто-то в отеле вставил SD-карту в компьютер, когда мой багаж поднялся на лифте. Просто чтобы испугать меня. Посмеяться над богатым толстым парнем. Хорошо, чёрт с ними! Эта карта потеряна навсегда, и я не позволю никому испортить мою радость!
Морли перешёл на шумный, хорошо освещённый остров. Он посмотрел в сторону собора, устремил взгляд на мерцающую, бормочущую реку Одер, затем повернулся направо и вернулся в Центр. Еда, напитки и, возможно, сексуальное освобождение были его идеей. Это был идеальный способ забыть об этом неудачном начале своего отпуска. Ещё одна тридцатиминутная прогулка заставила его довольно поверхностно рассказать о закоулках Центра - всегда приятного и живописного места, особенно когда приближалась ночь. Он прошёл несколько продуктовых магазинов, которые напомнили ему, что он собирался купить копчёного лосося. Мало того, что продовольственные магазины здесь были чище и намного лучше снабжены, чем в родной стране Морли, но и копчёный лосось в Польше был намного лучше, чем любой другой, который он ел где-либо в мире. Но он решил совершить эту покупку на следующий день, когда он смог бы пойти в свою любимую продуктовую лавку, “Carrefour Galeria Dominikańska”, расположенную около его отеля. Затем он прошёл мимо “Empik”, увлекательного магазина журналов и предметов искусства, а затем, “Fenick”, многоэтажного универмага, где, как известно, он покупал нижнее бельё, а также сдавал свою одежду в чистку, а не страдал от утомительной прачечной самообслуживания. Едва уловимые ароматы доносились со стороны “Soho Café”, другого места, которое нужно обязательно посетить, потому что куриная печень и лук, тушёные в масле, и жареная свиная рулька были ошеломительно хороши. Многие вывески приглашали его с приветственным словом Alkohole, но он сопротивлялся настолько, насколько он сейчас мог.
Вскоре он приблизился к периметру Центра, минуя KFC (и, да, курица здесь вкуснее, чем в Америке, как и всё остальное) и группы уличных хулиганов, которые спаивали ничего не подозревающих иностранцев и грабили их. На расстоянии мили он заметил “Небесную Башню”: знаменитый высокий чёрный обелиск, похожий на высотку роскошных апартаментов, с шикарным торговым центром на нижних этажах. В этом торговом центре находился любимый суши-бар Морли в Европе, “Fuku Bistro”, и там даже продавали японское пиво, но сегодня вечером было не до этого. Он прошёл мимо большой бронзовой статуи Болеслава Храброго, первого польского короля, и одной из самых внушительных статуй в городе. Здесь уже начался участок улицы Свидницкой, главной магистрали, и места, которое приведёт его к пункту назначения.
Только теперь ему пришло в голову, насколько лучше он себя чувствует, так как он отложил свои размышления об этой смущающей и в конечном итоге ужасающей SD-карте. Его первая ночь здесь была спасена. Наконец он нашёл искомый знак туалета и поспешно вошёл. Вот ещё один пример того, почему он так ценил культуру Польши: общественные туалеты здесь намного чище, чем на его родине.
Закончив с главным делом, он, конечно, вымыл руки, и когда вода лилась из крана, Морли поймал себя на мгновение на странном ощущении, уставившись в зеркало. Его брови нахмурились, и он замер, а затем изображение его лица, казалось, деформировалось и начало расплываться, как на речной глади. Какой-то неидентифицируемый импульс перевёл взгляд Морли с его собственного отражения за его пределы, в область пространства за его плечом.
Какого хрена здесь происходит?
Затем его глаза начали слезиться от внезапного запаха, самого ужасного запаха, запаха густого, как пар, и тотчас же его живот начал сжиматься. По крайней мере, если он собирался вырвать, то он был в правильном месте. Если бы он был более склонен к литературному языку, ему могло бы прийти в голову, что ужасный запах можно сравнить с запахом человеческой промежности, немытой в течение нескольких недель, или, нет, десять или двадцать таких промежностей, сконцентрированных в одном месте. Морли покачнулся, отогнал ещё несколько побуждений к рвоте, выключил кран и собирался выскочить оттуда, но то, что он увидел в зеркале, заморозило его на месте: позади него, внизу и слева было что-то. Это было коричневатое лицо, усеянное прыщами, и с короткими чёрными волосами. Гнилые зубы показались в улыбке. Затем Морли вспомнил: короткорукий бомж, который обращался к нему за деньгами у входа в “Иблис”. И теперь он вспомнил зловоние, тот ужасный запах тела, который заставил его глаза щипать.