— Мы будем тесно сотрудничать, посол, — поспешил уверить Хребста Майк Боун, — отныне, Украина наша первостепенная задача и мы перемещаем все наши главные силы из Грузии и Сербии к вам в Киев.
— Я буду рад помочь и оказать помощь вашим фондам, — сказал Хребст.
— Именно за этим вас сюда и пригласили, — с доброй улыбкой ответил Майк Боун.
Тем временем к сенатору тихо приблизился один из помощников и нагнувшись, что-то тихо сказал ему на ухо.
— Господа, — подняв руку, сказал Маккейн, — госсекретарь Лиза Райз уже приехала, только что звонила ее помощница, госсекретарь Райз желает сперва познакомиться с руководителями фондов, потом она выступит перед ними с коротким спичем, ну, а затем, мадам Райз хотела бы побеседовать с сенатором и послом в уже узком кругу.
Все оживленно поднялись из кресел и следуя приглашающим жестам сенатора, направились к дверям.
Войдя в соседний холл, Хребст увидел два или три десятка довольно-таки молодых людей, стоявших кучками, группками и оживленно беседовавших между собой. Здесь звучали русская и грузинская, и даже знакомая уху Хребста — украинская речь.
Хребсту часто доводилось видеть счастливо-возбужденные лица молодых рекрутов идеологической войны, ожидающих от своей активности больших и главное скорых дивидендов, это были лица молодых мужчин и женщин, сделавших свой выбор в пользу американской демократии. Многие из них там — у себя, рисковали свободой… Умом Хребст был готов ценить это, но природная брезгливость мешала ему, он никогда не доверял коллаборционистам. Особенно женщинам. Хребст был внутренне уверен, что большинством из этих революционеров и революционерок движет не любовь к демократии, а элементарная неудовлетворенная амбициозность, помноженная на алчное желание приобщиться здесь к некой политической ренте. Половиной из этой вечно ошивающейся возле американских посольств молодежи, по убеждению посла Хребста, двигала не любовь к демократии и не ненависть к диктатуре, а внутренняя неудовлетворенность тем собственным местом, что эти молодые люди занимали в своей стране, и отираясь возле всевозможных фондов и грантов, они по убеждению Хребста, просто элементарно рассчитывали, что Америка поможет им устроить их личную жизнь. Особенно девицы. Уж эти-то были готовы пуститься во все тяжкие, только бы выпрыгнуть на иной уровень материального потребления! Хребст не верил в их деланный энтузиазм, во все их эти футболки с Че-Геварой и выставленными кулаками с надписью «Так!»… Хребст брезговал ими, но это была его работа, и ему приходилось улыбаться.
— После победы в Сербии и в Грузии, мы теперь поедем на Кубу свергать Кастро, — по английски и явно рассчитывая на то, что ее услышат Майк Боун с сенатором, крикнула одна из девушек в футболке с надписью «Ильченко — наш президент», — мы пошлем на Кубу пятьсот тысяч наших добровольцев Фридом Хауса и все будут в желтых футболках с надписью, «от диктатуры к демократии»!
— Познакомьтесь, посол, это Слободан Ивонарич из нашего сербского Фридом хауса, — представлял Боун молодых людей, Слободан много сделал для организации семинаров по мониторингу выборов, а это Гиви Бикерия, он сделал тоже самое, что Слободан, но уже только в Грузии…
— Леди и джентльмены, друзья, государственный секретарь США госпожа Лиза Райз, — громко, по-командирски провозгласил сенатор.
Все мгновенно повернулись в сторону раскрывшейся двустворчатой двери. Смех и разговоры почти сразу стихли.
— Добрый день, господа, рада приветствовать вас, — с еле заметной улыбкой сказала темнокожая дама. Она была одета в темно-фиолетовый деловой костюм с довольно-таки короткой юбкой, открывавшей ее стройные ноги.
Сопровождаемая Маккейном и Майком Боуном, госсекретарь по периметру обошла весь зал, лично поприветствовав каждого молодого представителя, каждому она пожала руку и с каждым она перекинулась парой-тройкой слов.
— Это обязательно запомнится, — шепнул Хребсту на ухо кто-то из советников Маккейна, — госпожа госсекретарь правильно делает, что лично беседует с каждым из молодых представителей, они запомнят этот счастливый момент на всю жизнь и потом будут верно служить делу нашей демократии.
— И руку не будут месяц мыть, — про себя хмыкнул Хребст.
На обход зала у Райз ушло с четверть часа.
Потом госсекретарь встала на небольшом возвышении с микрофоном и приняв из рук помощницы текст, принялась читать.
Общие слова о решимости молодых людей делать демократию, убаюкивали и без того сонливого Хребста. На пятнадцатом слове «демократия» он едва не всхрапнул с присвистом, но сам, вздрогнув и испугавшись, что сделает конфуз, встрепенулся, как это делают собаки, выйдя из водоема, и тараща слипающиеся глаза, принялся добросовестно изображать внимательного слушателя.