— Омское высшее училище КГБ СССР, устраивает?
— Вполне.
— Теперь можно анекдот?
— Давай
— В общем, курсанта спрашивают, что такое: зеленое, соленое, висит на стенке и пищит?
— Ну?
— Ответ — селедка!
— А почему зеленое?
— Потому что покрасили…
— А! Поняла! — снова заливисто расхохоталась Алла, — вот уж и правда, кстати анекдот!
— Ты недослушала, почему висит на стенке и пищит.
— Ну, почему?
— Потому что прибили гвоздиками к стенке.
— А почему пищит?
— А потому что ее крепко обнимают, — весело блеснув озорными глазами, сказал Козак и крепко обнял податливую Аллу.
Когда вертолет садился на площадке в Борисполе, Николай и Алла уже взасос со вкусом целовались, словно студенты-второкурсники, что по весне слиняли с занятий.
— Хочу с тобой видеться, — не отпуская ее руку, сказал Николай.
— Звони, — сказала Алла, потихонечку высвобождая свою теплую ладошку из его твердой шершавой пятерни.
Когда сидя на заднем сиденье вызванной Николаем машины, Алла ехала к себе в гостиницу, она впервые за последние три года думала не как думает журналистка Лисовская, а как думают сотни тысяч слегка влюбленных молодых женщин: «а он женат?»… «а с ним получится всерьез?» … «а как я ему понравилась или нет?» … «а у него много женщин?»…
Но и Николай впервые за три последних года, как овдовел, впервые с той горькой поры, как его Лена разбилась на тренировке в горах, впервые за три года он думал не как положено думать старшему офицеру службы безопасности, а как думают слегка влюбленные мужчины: «у нее в Москве есть парень?»… «она со мной ради работы, чтобы получить доступ к информации, или я ей нравлюсь, как мужчина?»…
Впрочем, ему — Николаю Козаку с его выходами на все базы данных, собрать все интересующие его данные об Алле Лисовской не составляло труда…
— Приеду в офис и займусь, — решил Николай, — тем более, что это напрямую касается моей работы.
7
Пластикові звукопоглинальні вікна «Кварц» і сантехніка від кращих фінських фірм постачальників в магазині будівельних товарів «Мінімакс» на вулиці Богдана Хмельницького.
Звонил Володя Сипитый.
Сипитый был у Воздвиженского замом по строительству. Или как он сам в шутку себя называл, Бахчисарайским наместником.
Евгений Васильевисч Воздвиженский уже два года строил в Крыму санаторный комплекс, и по самые «немогу» увяз и завяз в этом строительстве, вбухав в него не только все свои активы, но и рискованно-непосильные кредиты, взятые в Пром-стройбанке под залог всех московских квартир и загородных домов, и ладно бы только своих, но что более всего терзало душу Воздвиженского, но… и родительской недвижимости — папиной академической квартиры на Кутузовском, которую мама так просила не трогать…
— Женя, приезжай срочно, тут полный погром, — орал в трубку Сипитый, — нас тут совершенно пускают в разор, тут такое!
Звонок застал Воздвиженского в аэропорту Шереметьево. Ну, надо было хоть на пять дней вырваться из суматохи дел, да слетать через Лондон на остров Мэн, порыбачить, побродить среди замшелых развалин былого римского владычества над Британией, отвлечься от московской рутины, просто сидя в простом английском пабе за пол-пинтой черного ирландского Гиннеса…
А тут вдруг, на тебе!
— Женя, ты не понимаешь всей катастрофы, нас просто разоряют, мы по миру пойдем, у нас ничегошеньки не останется.
— Вова, а никак нельзя на неделю отложить? — с последней жалкой надеждой на сохранение отпуска, спросил Воздвиженский.
— Если не хочешь вернуться из Англии полным банкротом, — буркнул в трубку Сипитый, — то оно конечно, потерпит…
Да, как тут не вспомнить Евгения Примакова, развернувшего самолет… Хотя и случай тот, несколько иного свойства, но что-то общее — самолетное в этом есть, — думал Воздвиженский, сдавая билеты на свой лондонский рейс, и переезжая из Шереметьева во Внуково, откуда ему теперь предстояло с боем, потому как стояла пора летних отпусков, брать билет до Симферополя.
Ну и дела!
— Что там у тебя? — из Внуково Воздвиженский звонил Сипитому уже сам, — как там дела на стройке?
— Как дела? — совершенно спокойным голосом переспросил Сипитый, — у нас полностью разграбили склад цемента и вывезли весь брус, все доски и даже вагонку, все под чистую, на пять лимонов гривен однозначно.
Спокойствие Сипитого имело свойство шокового, когда человек сперва понимает, что гибнет и поэтому орет, рыпается, блажит, а потом вроде как свыкается с мыслью, что все кончено и внешне успокаивается.