Она промолчала. В то, что я безобидный, она не поверила, ибо моя драка с братьями Гомес до сих пор обсуждалась и в городе и на ранчо, а о том, как я отшил Лу Фриско и его ковбоев, я сам ей рассказывал. В её глазах прыгали озорные чёртики; она явно настроилась на продолжение темы о подпружных кольцах, но бог меня спас — на а горизонте появились искомые тёлки.
Я оказался прав. Похитители, встали у Каменного ручья и разбили лагерь. Стадо разбрелось вдоль по берегу, соблазнившись сочной травой, а скотокрады развели костёр и готовили ужин. Ещё мили за две я уловил устойчивый запах бекона с бобами. На мой вкус, они слегка пережарили бекон и добавили больше масла, чем следовало. А вообще, я люблю, когда в бобы кладут немного обжаренного лука и помидоры, и по возможности всё это посыпают сыром. Очень вкусно, если не верите — попробуйте.
Мы немного свернули вправо, к холмам, чтобы не маячить посреди прерии как бельмо на глазу, а заодно поразить их своим внезапным появлением. Я не люблю сюрпризов, они, думаю, тоже, но им придётся это стерпеть.
Как и сказал Гур, воров было четверо. На вид — тёртые парни и, несомненно, знающие с какой стороны заряжаются ружья. Двоим было за сорок, ближе к пятидесяти, третий примерно моего возраста, а четвёртый совсем мальчик, лет семнадцати. Но возраст на Западе значения не имеет. Если ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы взять в руки оружие и украсть чужой скот, то и судить тебя тоже будут как взрослого. А верёвке всё равно, чью шею обнимать.
Мы выехали из-за холма и остановились шагах в тридцати от них. Они нас не сразу заметили, были заняты ужином, зато когда заметили, то уж не отводили глаз ни на секунду. Двое, те, что помоложе, встали. Юноша отошёл к лошадям и сделал вид, что возится с упряжью. Двое других остались сидеть возле костра. Все четверо были вооружены револьверами, винтовки стояли сложенными в козлы позади них.
— Это наши коровы! И мы их забираем! — не сдерживая эмоций, воскликнула Ленни. Я бы предпочёл сам вести переговоры и постараться уладить дело без шума. Мне удавалось решать подобные дела мирным путём. Согласитесь, совсем не обязательно убивать человека только за то, что он имел неосторожность оступиться. Именно поэтому я не вытащил винчестер из седельной кобуры. Но разве кто-нибудь может удержать женщину, когда ей хочется поговорить? Нет конечно, и потому я всегда считал, что язык — их враг… Мой, впрочем, тоже.
— Вполне возможно, мэм, — усмехнулся тот, которого я посчитал своим ровесником. Он был высок, худощав, а рукояти его револьверов сияли зеркальным блеском. Один револьвер он носил в кобуре справа, второй за поясом. Из такого положения выхватить их ничего не стоит, и очень трудно угадать, за которым он потянется. Так что за худощавым я решил присматривать внимательней, хотя остальные выглядели не менее опасно.
— Вполне возможно, мэм, — повторил худощавый. — Хотя я сильно сомневаюсь в этом.
Нас было двое против четверых — Ленни я не считаю — поэтому он и вёл себя столь вызывающе. Гур чуть подал вперёд, прикрывая Ленни собой, а я положил правую ладонь на бедро.
— Осторожно, Сэм, — вдруг сказал один из тех, кто сидел у костра.
Худощавый скосил глаза.
— В чём дело, Дик, ты испугался? Их всего-то двое. И одна женщина.
Он хорошо обращался с шестизарядником и знал это. Но он не знал меня, а я его вспомнил — Сэм Гриффин, ганмен из Техаса. Одного человека он убил на перегоне где-то в Неваде, ещё троих в шахтёрском городке в Калифорнии. Поговаривали, что он застрелил Длинноволосого Джимми Картрайта, но, думаю, Джимми ему не по зубам, слишком уж он дёрганный, этот Гриффин. Я видел Картрайта в Денвере и видел, как он стреляет. Хотя… Никто не застрахован от ошибок: револьвер может зацепиться за кобуру или под ногу попадёт камень и пуля уйдёт в небо. Все мы смертны; ты можешь промахнуться, а твой противник не промажет. Я ещё не слышал, чтобы кто-то из ганменов умер своей смертью, поэтому, думаю, и меня тоже когда-нибудь застрелят. Например, в спину, как Хиккока… Если не успею вовремя отказаться от этой профессии и уйти в тень.
— Твой друг, Сэм, хочет сказать, что двое иногда значит больше, нежели четверо, — заговорил я. — Законы математики никогда не противоречат законам жизни.
Сомневаюсь, что он знал, что такое математика, но о цифрах, надеюсь, слышал. А уж считать умел наверняка. Однако иногда считать надо не то, что видишь, а то, что подразумевается. А вот с этим правилом он явно знаком не был.