Два долгих месяца доктор Вульф пользовал меня своими средствами. Именно средствами, потому что иного слова к тому, что он в меня вливал, я подобрать не могу. По запаху это напоминало что-то среднее между коровьим навозом и дохлым койотом. По вкусу тоже не отличалось. Да и по виду, думаю, недалеко ушло. Но я безропотно позволял внедрять это в себя – точнее, на себе – и не умер только потому, что очень хотел жить. Всё время, пока я валялся в постели, возле меня сидела Белла. Она читала мне романы Диккенса, потом что-то из Харта, Клеменса. Мне нравилось слушать её голос, те интонации, которыми она передавала чувства героев, но я желал видеть Ленни – её глаза, волосы, плавный изгиб шеи…
Однако Ленни меня не навестила. Ни разу. За все два месяца. Как будто забыла.
Зато не забыл Доминик. Он долго мялся в прихожей, боясь затоптать сапогами чистый пол, пока Белла силой не заставила его войти в комнату, где я лежал.
— Ну, как ты? – спросил он. – Выздоравливаешь? – и положил на одеяло большое яблоко. – Мистер Макклайн просил передать.
На вид яблоко выглядело очень вкусным, но интересовало меня не оно.
— Кто взял первый приз?
Этот вопрос закрутился у меня в голове сразу, как только я очнулся. Я предполагал, конечно, кто стал победителем, но одно дело предполагать, и совсем другое…
— Ленни, кто ж ещё, — ухмыльнулся Гур. – Рыжий проиграл ей всего два очка. Видел бы ты её физиономию, когда объявили результат последнего состязания.
Я бы с удовольствием посмотрел на её физиономию, и не только во время объявления результата, однако передвигаться самостоятельно пока не мог, а сама она ко мне не спешила. Интересно, а что она почувствовала, когда узнала, что я выбыл из соревнования?
Виски тоже меня навестил. Это произошло через неделю после того, как я выбрался из забытья. Белла отлучилась куда-то, и в это время он зашёл. Он прислонился плечом к косяку, держа под мышкой винтовку, но смотрел не на меня, а в стену. Я пытался перехватить его взгляд, но он старательно отводил глаза прочь.
— Я уезжаю, — выдавил он. Голос прозвучал глухо, будто из-под земли.
— Надолго? – спросил я, чувствуя, как в кончики пальцев пробирается холод. Раньше они только зудели.
— Навсегда. У меня есть немного денег, этого хватит, чтобы купить небольшую ферму где-нибудь в верховьях Миссури и попробовать ещё раз начать всё сначала.
— Удачи тебе.
Он вздохнул.
— Не держи на меня зла, Бен. Я испугался. Я просто испугался. В тот раз, когда ты подъехал к конюшне, я… я подумал – всё…
— Я не искал тебя.
— Ты бы всё равно догадался… потом… когда-нибудь… хотя бы по этому шраму, — он провёл пальцем по щеке. – Это от твоей пули, от той твоей пули, — и шагнул к двери. – Ты действительно счастливчик, Бен.
Когда он вышел, в комнату вбежала Белла. В руке у неё был револьвер, а в глазах решимость. Думаю, если бы Виски навёл на меня винтовку, она бы выстрелила.
И под конец, когда я уже мог ходить без посторонней помощи, они пришли ко мне всей толпой, всем своим муниципальным советом: Фримен, Макклайн, Вульф, Каллахен, Джениш и… мистер Паттерсон. Я сидел на скамеечке перед домом, наслаждаясь последними минутками заката, а они обступили меня, как няньки малое дитя, и мне сразу стало неуютно.
— Здравствуй, Бен, — заговорил мистер Макклайн. – Гляжу, ты совсем поправился, ходишь…
Заговорил он вроде бы по-дружески, но что-то я не уловил в его голосе тех самых ноток, которые можно назвать дружескими. Слова выходили неуверенные, расплывчатые, даже грустные, будто не друзья разговаривали, а незнакомцы в дилижансе.
— Если вы о тёлках… — начал я, но ранчеро вскинул руку.
— Всё в порядке, Бен, о тёлках забудь. О закладной тоже.
— Значит, я могу вернутся на ранчо?
Фримен хмыкнул, а Каллахен недвусмысленно скривил губы. Могли бы и не делать этого, и без их кривляний я прекрасно понимал, что не могу. Но я хотел услышать ответ мистера Макклайна. И он ответил.
— У тебя нет ранчо, Бен, — и поспешно добавил. – И долгов тоже нет.
— Понятно. Тогда, может, объясните?
— Для того мы и пришли, — ранчеро вздохнул. – Позволь, я присяду?
— Хотите сказать, разговор затянется?